Карикатуры

http://leftycartoons.com/the-advantages-of-a-wife-at-home/

@темы: плакаты, патриархат, невидимый труд

---

Наоми Вульф «Женщины находятся в опасности...

...из-за современного неправильного понимания Железной Девы»

Мы продолжаем цикл публикаций о книге Наоми Вульф «Миф о красоте: как образы красоты используются против женщин» (Naomi Wolf, ‘The Beauty Myth: How Images of Beauty Are Used Against Women’). Американская феминистка так называемой «третьей волны», автор нескольких известных книг остается, пожалуй, самой громкой и влиятельной.

Голод

Вульф открывает эту главу мрачной картиной болезни, которая распространяется среди юношей из лучших семей Америки, ее надежды и опоры. …Они отворачиваются от еды. Их кости проступают из-под усохшей плоти. Они ходят медленно, через силу, как старики. На губах проступает белая корка. Они могут проглотить лишь ломтики хлеба, лишь нежирное молоко. Сначала десятки, потом сотни, потом тысячи, пока среди самых влиятельных семей болезнь одолевает одного из пяти. Многие оказываются в больницах, многие умирают.

…Как реагирует Америка на массовое доведение себя до голодной смерти среди ее лучших сыновей? Как воспринимает Западная Европа экспорт этой болезни? Можно было бы ожидать немедленную реакцию: кризисные совещания и слушания… лучшие эксперты, которых можно нанять, статьи на первых страницах… Сыновья страны – ее будущее; и будущее совершает самоубийство.

Конечно, именно это и происходит, но не с юношами, а с девушками – и поэтому реакция общества оказывается совсем другой. На борьбу с массовым распространением анорексии и булимии, на ликвидацию их причин направлена лишь доля необходимых сил. От 90 до 95% булимиков и анорексиков – женщины. Одна из десяти молодых американок, одна из пяти студенток колледжа голодает, порой до болезни или до смерти. Но мир не приходит к концу только потому, что любимое дитя, одна из пяти, которая «выбирает» медленную смерть – это девушка. Она просто делает слишком хорошо то, что от нее ожидают.

Вульф указывает на тесную связь роста популярности диет и постепенного истончения Железной Девы с развитием женского движения. До начала 20 века образы женской красоты, наоборот, подчеркивали полноту; широкие пышные бедра, круглые животы и пухлые личики были достоинствами. Но одновременно с тем, как женщины добились долгожданного права голоса, в моду вошла худоба и распространились диеты. С тех пор образ «красавицы» становится все более худым и все сильнее отличается от веса и пропорций средней женщины. При этом женщины, тела которых являются образцом облика Железной Девы – модели, актрисы, танцовщицы – сами страдают анорексией, и только поэтому поддерживают свою «красивую» внешность.

В результате исследования показывают, что 90% участвовавших в них женщин считают, будто слишком много весят; 25% сидят на диете; 53% девочек в возрасте до 13 лет недовольны своим телом, а к 18 годам их число достигает 78%; 45% женщин с недостаточным по медицинским показателям весом считают себя слишком толстыми.

Стандарт красоты устанавливает вес ощутимо ниже средней женской нормы, и для того, чтобы почувствовать себя «красивой», женщина начинает худеть. Однако тело быстро восстанавливается, и тем самым запускается цикл потери и набора веса, который занимает значительную часть внимания женщины, отнимает у нее силы, снижает самооценку вплоть до депрессии, ухудшает здоровье вплоть до болезней и смерти, и создает у нее постоянное ощущение вины. Женская полнота подается как моральный вопрос: женщина, которая добивается успеха в похудании, которая выглядит «правильно» - хорошая, а женщина, которая отказывается худеть, не достигает успеха в похудании или теряет обретенную худобу – плохая (ленивая, безвольная, не следит за собой, не старается быть хорошей).

Абсурдность ситуации и ее гендерную подоплеку демонстрирует то, что мужчин с медицинским лишним весом значительно больше, чем женщин, и при этом для мужчин лишний вес намного опаснее. Для здоровья женщин, по наблюдениям врачей, полезнее иметь вес на десять-пятнадцать процентов больше среднего и не прибегать к диетам. Основная связь веса и здоровья у женщин – то, что полные женщины все время пытаются худеть, в то же время испытывая депрессию и другие психологические проблемы, и именно этим подрывают свое здоровье. Зато у мужчин лишний вес приводит к развитию болезней, порой смертельно опасных. Логично было бы предположить, что именно мужчины должны бы уделять максимум внимания диетам и контролю за весом, но этого не происходит – все публичное и индивидуальное внимание направлено на снижение веса женщин.

Вульф почти любуется таким изящным решением проблемы женской активности, подрывающей мужские институты власти: объявить нормативным вес ниже свойственного 90% женского населения – и женщины погружаются в бесконечный цикл похудания, который отвлекает их от всего остального, вызывает ощущение вины и «недостойности», и фактически доводит до тихого помешательства, свойственного гипнотическому эффекту культа красоты. Постоянный возврат веса подрывает самооценку и чувство успешности, а продолжительный голод и нехватка калорий, согласно многочисленным исследованиям, меняют личность, делая ее «пассивной, тревожной и чрезмерно эмоциональной». Такой личностью значительно легче управлять, чем уверенной в себе, активной и ясно мыслящей свободной женщиной.

Голодание создает черты поведения, которые принято считать «типично женскими» - пассивность, иррациональность, эмоциональные скачки, подавленность и истерию, повышенное внимание к мелочам и в то же время дезорганизованность. Именно эти изменения личности проявила группа испытуемых, которым на шесть месяцев вдвое снизили количество употребляемой еды, доведя ее до объема, обычного для женских диет. Вся группа состояла из здоровых молодых мужчин.

Пища – это первостепенный признак социальной значимости. Общество лучше всего кормит тех, кого больше ценит – дает им лакомые кусочки, лучшие ресурсы, которые есть в его распоряжении. Совместное употребление пищи, «преломление хлеба» - это ритуал установления союзнических, дружеских связей. Исторически женщинам часто отказывали в пище: лучшие куски, первый подход к общему котлу доставались мужчинам и мальчикам, женщин не сажали за общий стол. Навязанный современным женщинам и интернализированный ими отказ в еде снова объявляет их вторичными, не заслуживающими куска хлеба и отделяет их от тех, с кем этот хлеб можно преломить. Даже в изобилии западного мира они питаются как нищие, и чувствуют себя так же.

Вульф сравнивает потребление калорий в популярных диетах с потреблением калорий в гетто, концентрационных лагерях, оккупированных территориях. Калорийность рационов в клиниках потери веса совпадает с калорийностью рационов Треблинки. На оккупированных территориях при потере веса больше 25% от массы тела человеку давали дополнительное питание, потому что такая потеря разрушает функционирование тела; современные диеты направлены именно на такую потерю, и больше.

Женский жир подается в мифе о красоте как зловещая сущность, «грязь» женского тела – именно женского, так как природная жировая прослойка является типичной женской характеристикой. От рождения у девочек жировая прослойка на 10-15% больше, чем у мальчиков, и с возрастом эта разница только увеличивается. Жировая прослойка у женщин – это признак и необходимая часть сексуальной зрелости и плодородия. Для зрелых женщин нормально иметь жировую прослойку, составляющую 40% от массы тела. При этом потребность женщин в калориях, вопреки утверждениям диетологов, не меньше, чем у мужчин.

Неестественная, не врожденная худоба плохо сказывается на женском здоровье, особенно на здоровье сексуальном и на способности к деторождению; худые, голодающие женщины страдают от всех видов «женских» болезней, у них снижается либидо. Они выглядят «сексуальнее» по современным меркам, но их настоящая сексуальность падает – недокормленное голодное тело не заинтересованно в удовольствиях плоти.

Голодные женщины безопасны для истеблишмента, потому что их мысли заняты едой и виной, их тела пассивно подчиняются, они лишены энергии, нужной для активных действий, и послушны. Неудивительно, что анорексия и булимия, болезни, вызванные требованиями мифа о красоте, приобретают эпидемические масштабы, но истеблишмент не предпринимает никаких мер для прекращения этой эпидемии. Анорексия подается как «женская болезнь», о которой даже как-то неприлично говорить вслух, как душевное расстройство, вызванное личными, а не систематическими социальными, причинами. Вульф приводит примеры женщин, страдающих анорексией, их мотивации, их личный опыт, и приходит к выводу: анорексия – это состояние политических заключенных в анти-женском лагере «красоты».

Молодые женщины оказываются в этом лагере еще до того, как достигают полового созревания. Культ красоты пытается возвести барьер между ними и феминизмом, снова и снова внушая, что феминистки «некрасивы» (потому что они не подчиняются стандартам «красоты»), и молодые женщины дистанцируются от движения, от названия, даже если их реальные действия феминистичны. В то же время худоба и сопровождающая ее анорексия становится для них условием продвижения по выбранному пути, будь то карьера, или семья, или и то и другое. Вульф называет худобу корсетом нового времени, который, в отличие от прежних, невозможно снять даже на ночь.

Девочки допубертатного возраста уже худеют, уже отказываются от удовольствий тела и добровольно причиняют себе физические страдания, которые вызывает голод, ради неясной, но манящей цели «красоты». Разумеется, для них красота тоже не самоценна: уже в этом возрасте они знают, что под «красотой» подразумевается социальное принятие, признание, похвала – что только «красивые» бывают хорошими, а чтобы быть «красивой», надо быть худой. Перенимая абсурдность логики взрослых, ради удовольствия быть собой они жертвуют собой же, в результате не получая ничего, кроме цикла вины и новых жертв для ее искупления. Даже маленькие девочки лишают себя еды, следовательно, и энергии для роста и развития, для движения, для открытия мира и его освоения.

Насилие

Женский пол всегда был связан с болью и риском для его носительниц. Муки и смертельная опасность деторождения – то, чем женщины до крайне недавнего времени всегда рисковали, занимаясь сексом. То, что для мужчин могло быть актом беззаботной любви, для женщин было самопожертвованием. Быть женщиной было больно. Только с открытием антисептической медицины, изобретением контрацепции, легализацией абортов женщины постепенно получили возможность рассматривать свою сексуальность и свой биологический пол как нечто приносящее удовольствие без обязательной дорогой платы болью и возможной смертью. Эти страдания теперь заменила «красота», которая снова делает женственность болезненной.

Признавая голод формой насилия, которое женщины совершают над собой якобы добровольно, но на самом деле под чудовищно сильным давлением среды, Вульф развивает тему, демонстрируя другие формы такого же добровольно-принудительного насилия. Первая и самая яркая из них – индустрия пластической хирургии: разрезание и коверкание здоровых женских тел ради соответствия формам Железной Девы.

У женщин сложная история отношений с медициной; одновременно с ростом женского движения медицина признавала все свойственное здоровой женщине – менструацию, сексуальное желание, способность к деторождению - патологическим, одновременно культивируя истерические неврозы и ипохондрию, и доказывая, что женщина неспособна мыслить, потому что у нее есть матка, которая оттягивает соки от мозга. Женщины были инвалидами рядом со «здоровыми людьми» - мужчинами, и это давало истеблишменту обоснование для лишения их прав и свобод.

Современная медицина проделывает то же самое с женской внешностью: здоровые женские тела объявляются больными и нуждающимися в сложных, дорогих, болезненных и рискованных процедурах для «восстановления здоровья», то есть обретения «красоты». Вместо феминистского определения здоровья как красоты медицина объявляет «красоту» здоровьем, несмотря на абсурдность применения понятия «здоровье» к голодовкам, боли и кровопролитию.

Медицина произвольно назначает те или иные черты женской внешности, процессы женского организма «болезнью». Широкие бедра, подкожный жир, следы родов и кормления грудью на теле, мимические морщины – все это объявляется «нездоровым», несмотря на то, что это естественные характеристики женщины и ее телесности. Убедиться в фальши диагнозов «красоты» можно, если вспомнить о том, что эти черты не нарушают функционирования женского организма, напротив – являются условиями и/или результатами его нормального функционирования, и что они не были проблемой, пока не были назначены таковой.

Здоровье в понимании мифа о красоте нездорово. Диеты, сложные процедуры и пластическая хирургия разрушают женский организм, а не поддерживают его. Социальное давление и внутренние конфликты, вызванные абсурдностью и недостижимостью требований мифа, подрывают психику, вгоняя женщин в состояние, которое Вульф называет «тихим сумасшествием», и усиливая риск психических расстройств.

Однако с точки зрения мифа о красоте все логично: женщинам не нужно быть здоровыми или обеспечивать долгосрочное здоровье, в отличие от мужчин – в них ценится только молодость, и если мужчинам нужно продлевать свою жизнь и ее качество, чтобы набираться опыта и использовать его, то от женщины требуется хорошо выглядеть снаружи и быть молодой, в остальном она не нужна. Истинный смысл [здоровья в формулировке мифа о красоте] – женщина должна жить голодной, умереть молодой и оставить после себя красивый труп.

Естественные черты женского тела и женского опыта называются теперь уродливыми, и это уродство объявляется болезнью – и таким образом женщин лишают их опыта, их тела и их силы. Причем миф о красоте одновременно подрывает женскую силу и делает на этом деньги. Современная пластическая хирургия имеет прямую финансовую заинтересованность в том, чтобы социальная роль женщины требовала от нее чувствовать себя уродливой и пытаться исправить это хирургическим путем. И потому врачи всеми силами поддерживают и создают новые мифы о женских «недостатках», которые можно будет отрезать, перешить и подтянуть за крупные суммы денег.

Этика пластической хирургии не выдерживает критики. Она нарушает принцип Гиппократа «Не навреди» и медицинский кодекс, сформированный Нюрнбергскими процессами, вскрывая здоровые женские тела. Многие процедуры пластической хирургии фактически являются экспериментами на живых людях; причем эти «добровольцы» не только платят большие деньги за эксперименты над собой, но и дают согласие на процедуры, не зная рисков – потому что всю информацию могут получить только от врачей, проводящих процедуру, и из женских журналов, которые эту процедуру рекламируют, очевидно предвзятых источников.

Вульф прямо сравнивает медицину красоты с евгеникой, с «обоснованиями» нацистских экспериментаторов, которые постепенно расширяли категорию «больных», на которых можно было ставить опыты: хронические болезни, мелкие дефекты, «низшие расы». «Низшее», «несовершенное» и «больное» приравнивалось одно к другому. Именно это происходит с женщинами в рамках медицины красоты: их «несовершенные» тела больны и подлежат «лечению» от самих себя.

Там, где медицина ради здоровья устанавливает строгие условия для вмешательства в организм человека, стремится предупредить зависимость от лекарств и избегает зависимых, где над ней существует строгий многоуровневый контроль, медицина ради красоты может делать что угодно. Процедуры, которые приводят к травмам, к смертям, продолжают выполняться без ограничений; медикаментозные средства, долгосрочные эффекты которых неизвестны, рекламируются и выписываются врачами без предупреждений о побочных эффектах. Власти, которые строго следят за медициной ради здоровья, предоставляют медицине красоты возможность свободно портить здоровье женщин ради прибыли.

Одно из основных направлений медицины женского тела ориентировано на женскую сексуальность; но не на помощь женщинам в том, чтобы освоить свое тело, развить его чувствительность, избавиться от дискомфорта. Поскольку миф о красоте подменяет сексуальные ощущения женщины сексуальной внешностью, то медицина красоты делает женщин «сексуальными» с помощью операций и процедур – увеличение груди, высветление вагины – которые снижают чувствительность тела или полностью ее ликвидируют.

Медицина красоты имеет тесную связь с моралью, удобной истеблишменту. Викторианская медицина называла «нездоровым» поведение женщин, которое не соответствовало их роли жены, матери и прислуги: ум и образование, стремление реализовывать себя вне дома и политическая активность объявлялись признаками физической или душевной болезни. Контроль над женской сексуальностью с помощью жестоких методов – обрезание клитора, бинтование ног, прижигание матки – всегда облекался в мораль: женские тела калечились ради «чистоты», «женственности», «сексуальности», и в конечном итоге последствия этих жестоких травм объявлялись «красотой». Современная пластическая хирургия выполняет ту же функцию, что и кажущиеся варварскими «просвещенному Западу» методы других эпох и других культур.

Миф о красоте преодолевает естественные рефлексы тела – не испытывать боли. «Красота» требует от женщины постоянного дискомфорта. Корсеты ушли в прошлое, но каблуки, от которых болят ноги, макияж, не позволяющий прикоснуться к лицу, одежда, слишком облегающая или слишком открытая, не по погоде – десятки мелочей, из которых составляется искусственная «красота», требуют от женщины постоянного, привычного дискомфорта. Голодание и пластическая хирургия – это следующие логические шаги. «Красота требует жертв».

Жертвы красоты постепенно привыкают к ее пыткам, начинают воспринимать их как должное, как часть их женского бремени, настолько, что предложения освободиться от него встречают яростный отказ. Нормализация женских страданий происходит в лучших традициях исторического, кросс-культурного отрицания женской боли. В христианской традиции родовые боли являются проклятьем женщины за прегрешение, эту боль она заслуживает, окупая ею свое существование.

Изобилие образов насильственной красоты вызывает притупление реакции и у наблюдателей. То, что некоторое время назад вызывало отвращение и страх – искусственные импланты в груди, «очищение» лица кислотой, отсасывание жира и перекраивание тела – теперь воспринимается буднично и нормально. На фоне сочетания гламурного садомазохизма и медицины красоты неудивительно, что насилие против женщин тоже кажется будничным и нормальным – если это можно делать врачам и фотографам, то почему не всем остальным?

Боль, которую испытывают женщины, не просто игнорируется – она отрицается. Когда женщина жалуется на боль во время медицинских процедур, ей говорят, что она преувеличивает, или что она может потерпеть, или что она должна «вести себя хорошо»; ее страдания не признаются, ее реакция на них заглушается. Вульф описывает боль и страдания женщин во время и после пластической хирургии, подчеркивая, что в отличие от процедур и результатов «настоящих» операций, здесь боль объявляется «дискомфортом», преуменьшается, и жалобы на нее объявляются изнеженностью и чрезмерной реакцией.

Жертвы ради красоты не воспринимаются всерьез, потому что считается, что женщины выбирают их добровольно. Однако в этом выборе нет ничего добровольного, потому что это выбор между выживанием и гибелью – социальной, если не физической. Мужчины обычно считают принуждением угрозу потери автономности. Для женщин принуждение приобретает другую форму: угрозу потерять возможность устанавливать связи с другими, быть любимой, быть желанной. Мужчины считают, что принуждение реализуется в основном через физическое насилие, но для женщин физические страдания более переносимы, чем боль от потери любви. Угроза потери любви может поставить женщину на место быстрее, чем занесенный кулак.

Над женщинами принято насмехаться из-за их жажды сохранить «красоту», но они цепляются за нее потому, что общество ставит их идентичность, их ценность, их статус сексуального существа в прямую зависимость от «красоты». У мужчин такой зависимости нет; физические несовершенства и возраст не лишают их сексуальности, не делают их «бесполыми» в глазах общества.

К угрозе потерять любовь добавляется угроза стать невидимой. Невидимые люди – те, кого не замечают, к кому не прислушиваются, кто не может повлиять на события. Мужчины всех видов и форм правят миром, старость только добавляет им уважения. Для женщины «красота» является условием получения хоть какого-то признания, какого-то влияния. И «красота» преходяща: зрелые и старые женщины исчезают из картины, изгоняются в безвластное ничто.

Женщины находятся в опасности из-за современного неправильного понимания Железной Девы. Мы все еще считаем, что хирургия в чем-то ограничена естественностью, очертаниями «совершенной» женщины. Это не так. «Идеал» никогда не имел отношения к женским телам… с реальной женщиной он больше вообще не соотносится.

Вульф описывает то, как с помощью современных технологий женские тела переделываются в нечто невозможное от природы, нечеловеческое. Современный идеал – мускулистые женщины с большой грудью, которые не появляются в природе. Участницы конкурсов красоты приходят туда из-под ножа хирурга. Практически невозможно найти модель или актрису, чья «образцовая» красота не была бы в чем-то рукотворной. Женщина больше не может быть «красивой» от природы – только в результате усилий и страданий.

Железная Дева превращает женщин в роботов – рукотворных, нечувствительных, но открытых для секса, накачанных лекарствами, которые приглушают их переживания, избавляют от душевного дискомфорта, вызванного двойными стандартами мифа. …Только вопрос времени, когда хирурги передвинут клитор, ушьют вагину, чтобы она была потеснее, расслабят мышцы горла и избавят женщин от рвотного рефлекса. Вульф завершает главу вопросом: этот робот, Железная Дева – действительно ли за ней будущее?

Продолжение следует.

С книгой знакомит - Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы "Гендерная демократия" Фонда им. Генриха Бёлля.

источник на ЧасКоре

@темы: деконструкция мифов

---

Патриция Ромито об отрицании женщинами гендерного насилия

источник

Привожу цитаты из книги Патриции Ромито "Оглушительная тишина: скрываемое насилие против женщин и детей"


"Мне часто приходится выступать с лекциями о насилии перед социальными и медицинскими работниками, мужчинами и женщинами. Мужчины редко хамят мне: если и задают вопросы, то осторожно, уважительно и выбирая выражения. Женщины же часто буквально кидаются на меня с яростными и крикливыми заявлениями о том, что их никто не дискриминирует, и что женщины не подвергаются абьюзу - ни в большом, ни в малом: "я не такая, меня никто не дискриминирует"/"у меня никогда не было никаких проблем с мужчинами"/"да эти - они сами того хотели, они спровоцировали мужчин, они сами виноваты"/"да я сразу бы ушла, я бы не осталась ни одной минуты, почему же они не боролись, не сопротивлялись?"/"неправда, что насилие над детьми совершают прежде всего мужчины... а как же матери? инцестуозные, жестокие матери, совершающие сексуальное насилие над собственными детьми?"/"нельзя настраивать мужчин и женщин друг против друга"/"мы все должны быть солидарными, должны быть вместе: не мужчины, а общество в целом совершает насилие"/"бедные мужчины - над ними тоже совершается насилие"/"да женщины еще хуже, они вообще хуже мужчин, еще более жестокие" и т.д. и т.п.

"Согласно Николь-Клод Матье, отношения угнетения подразумевают анестезию сознания, неотделимую от конкретных материальных и интеллектуальных ограничений, наложенных на угнетенных; вернее, ИСТИННОЕ НАСИЛИЕ состоит именно в ОГРАНИЧЕНИИ САМОЙ ВОЗМОЖНОСТИ РЕПРЕЗЕНТИРОВАНИЯ УГНЕТЕНИЯ ИСХОДЯ ИЗ ЛИЧНОГО ОПЫТА...
Самое мощное оружие в руках угнетателей - это сознание угнетенных.

"ПРИЗНАНИЕ ДИСКРИМИНАЦИИ ОЗНАЧАЛО БЫ КОНКРЕТНОЕ И ЭМОТИВНОЕ ДЕЙСТВИЕ. Однако, никто не испытывает ярости и гнева в отношении того, кому невозможно отомстить, а гнев и ярость в отношении тех, кто стоит выше нас в обществе обычно малы или совсем ничтожны...

"Что же получают женщины в обмен на свою преданность, на свое молчание? В лучшем случае, крохи власти, полученные скорее в качестве демонстрации снисхождения господ, чем в качестве приобретенных прав. Женщины так боятся потерять эти крохи власти, что предпочитают отрицать очевидное и игнорировать как самих себя, так и окружающий мир - это и позволяет господам и рабам сохранять существующий порядок вещей. Молчание женщин относительно мужского насилия, молчание, которое на практике есть ничто иное как сообщничество с палачами, - трагично... это поведение присуще не только женщинам, оно присуще всем угнетенным и подчиненным...

"Что действительно удивляет, так это то, как отдельным женщинам удается, несмотря ни на что, увидеть и осознать угнетение, противостоять ему, становиться солидарными, сопротивляться, действовать политически... В научном и политическом аспекте нам еще предстоит понять, каким образом это становится возможным - как в индивидуальном, так и в социальном планах - и особенно, чтó необходимо сделать, чтобы всё это не оказалось повернутым вспять.

"Женщины заняты постоянной когнитивной рекомпоновкой реальности, с целью минимизировать, а затем отрицать дискриминацию... внутренне им присуще психологическое состояние спутанности и неуверенности в собственных апперцепциях, так как трудно принять и рационализировать такую реальность, в которой ты одновременно желанна и презираема, в которой тебя выбирают и желают именно в качестве презренной и презираемой... затем эта спутанность и неуверенность аттрибуируются природной неспособности и неадекватности (феминности) и трактуются как доказательство того, что женщине необходим мужчина-наставник, который бы объяснил ей, что на самом деле она желает, и что на самом деле ей необходимо.

"Отрицание и игнорирование угнетения, воинственная проповедь подчинения, борьба за якобы его привилегии - женщинами пускается в ход всё, что могло бы придать внутренний смысл жизни, состоящей в материальном и психологическом обслуживании мужчин."

@темы: гендерное насилие

---

Чем они могут защитить нас?

Оригинал взят у o_dysse_y в Армейское братство - круг насилия
«Переход от простого насилия к изощренным издевательствам отражает наиболее критические аспекты культурной трансформации и деградации армейского социума, в которой социо-культурные отношения являют полную меру архаизации человеческого сознания.
Но с другой стороны, что такое издевательство, как не творческий подход к насилию, придающий элементарной деструктивности семиотическую много мерность? С одной стороны, это означает аккумуляцию деструктивности, с другой – ее виртуализацию и преодоление».
(Антропология экстремальных групп)

Вот, собственно, выраженная незатейливым языком антрополога суть процессов, происходящих в армии, службой в которой так кичатся мужчины – поочередное взаимочморение, сопряженное с оформлением слезливых дембельских альбомов и вырезанием розочек на причинных местах. В каких-то частях издеваются словесно, в каких-то – бьют, в каких-то – насилуют, а строгие-но-справедиливые командиры наживаются за счет бесплатного рабского труда.
ЭТО их трансцендентальный базис для чувства превосходства.
ЭТО их офигеть какой ценный жизненный опыт.
ЭТО и есть современный обряд инициации, и не проходившие его мужчины на всю жизнь подвигаются в статусе.
Чем они могут защитить нас? Стихами «Сколько дедушке служить?»
Умением тяп-ляп строить коровники?
Нет. Они несут в наши дома, в наши жизни то, чему научила их армия.
Издеваться морально. Издеваться физически.
Взаимоунижение является как бы коллективной мужской жертвой богу насилия, после которого каждый «воин» получает символическое разрешение вести себя как чморящее фуфло в гражданской жизни.
И – как ни крути, и как бы ни хотелось представить «хороших своих никогда-ничего-такого» мужчин жертвами «упавшей с неба» дедовщины, за исключением единиц, каждый из них воспроизвел круг насилия в жизни другого. Не с ними кто-то нехороший что-то сделал. ОНИ сделали это друг с другом. КАЖДЫЙ, кто там был.
Круг насилия – и есть то, что туманно называется армейским братством.

PS от accion-positiva
Свинья и летом грязь найдёт. Если нет внешних рамок в виде обязательной службы в армии, то борьба за статус единственным известным им способом будет идти в других рамках. Например, в США и других странах - институт студенческих братств, являющийся калькой стандартной мафиозной структуры. И чем выше ставки, то есть, чем больше власти можно приобрести путём включения в динамику взаимного насилия, тем более людоедский характер принимают "инициации".

@темы: патриархат, насилие

---

о профеминистских мужчинах и мужской профеминистской политике

Майкл Флуд «Часто задаваемые вопросы о профеминистских мужчинах и мужской профеминистской политике»

Кто такие профеминистские мужчины?

Профеминистские мужчин – это мужчины, которые активно поддерживают феминизм и прилагают усилия для достижения гендерной справедливости и равенства.

Некоторые профеминистские мужчины участвуют в политическом активизме. Наиболее часто – это вопросы мужского насилия над женщинами, например, ими занимаются многие мужские группы в Австралии, США, Канаде, Европе и других странах. Профеминистские мужчины занимаются профилактикой насилия, работая с мальчиками и молодыми мужчинами в школах, проводя семинары по сексуальным домогательствам на рабочих местах, организуя общественные образовательные кампании по вопросам насилия или консультируя мужчин, совершающих насилие. Профеминистские мужчины также часто занимаются вопросами мужского здоровья, активизмом по вопросам порнографии, академическими исследованиями по маскулинности, разработкой школьной программы по вопросам гендерного равенства и многим другим. Эта работа часто проводится при сотрудничестве с феминистками и женскими службами (например, кризисными центрами по домашнему и сексуальному насилию).

Другие профеминистские мужчины не принимают активного участия в общественных кампаниях. Тем не менее, они выражают профеминистские взгляды, стараясь придерживаться равенства и уважения в повседневной жизни – дома, на работе и на улице.

Во что верят профеминистские мужчины?

Профеминистские мужчины симпатизируют феминистскому пониманию общества. Мы верим, что женщины – это группа, которая страдает от неравенства и несправедливости в обществе, в то время как мужчины – это группа, которая получает различные формы власти и институциональных привилегий. На настоящий момент доминирующая модель мужественности, или маскулинности, приводит к угнетению женщин, и в то же время ограничивает самих мужчин. Мы также признаем цену маскулинности: следование узкому определению мужественности приводит к проблемам со здоровьем, ранней смерти и эмоционально неполноценным отношениям. Мы верим, что мужчины должны взять на себя ответственность за собственное сексистское поведение и отношение, и работать над тем, чтобы изменить мужчин в целом. Жизненно необходимы как личные, так и социальные изменения.

Для некоторых мужчин поддержка феминизма связана с простым убеждением, что мужчины и женщины должны быть равны. У женщин должен быть такой же доступ к профессиональной деятельности и всем сферам общественной жизни, как и у мужчин. Для других быть профеминистом означает решение изменить все аспекты своей собственной жизни. В то же время для многих мужчин профеминизм не означает радикального сомнения в традиционных взглядах западного общества. Некоторые профеминистские мужчины хорошо разбираются во всех современных феминистских теориях, другие же сформировали свои взгляды, узнавая об опыте близких им женщин.

Точно также как существует большое разнообразие взглядов и разногласия внутри феминизма, существуют разные взгляды и среди профеминистских мужчин. Одна из тем таких споров – это вопрос о том, до какой степени гендерные отношения в обществе вредят самим мужчинам. Некоторые мужчины подчеркивают те привилегии, которые мужчины получают по умолчанию в патриархальном обществе, другие же подчеркивают, что и мужчины, и женщины ограничены гендерными ролями.

Другие профеминистские мужчины не согласны с последними взглядами, считая, что эти идеи противоречат или недостаточно соответствуют феминизму. Некоторые различают «радикальных профеминистов» и «либеральных профеминистов», но стараются подчеркнуть их сходство и общие цели.

Профеминистские мужчины очень часто придают такое же значение борьбе с другими видами несправедливости и любыми социальными ограничениями, например, связанными с классом, расой, сексуальностью, возрастом и инвалидностью. Плоды мужских привилегий распределяются далеко не равномерно, фраза «быть мужчиной» имеет разное значение в зависимости от группы или ситуации, некоторые формы мужественности являются доминирующими, в то время как другие – маргинальными или подчиненными.

Политически активные профеминистские мужчины обычно концентрируются на нескольких специфических проблемах, таких как мужское насилие. Тем не менее, профеминистская перспектива может прилагаться к любому вопросу или области мужской жизни. Например, вопросы семейного законодательства и опеки над детьми после развода обычно являются центральными для нефеминистских и антифеминистских мужских групп (групп по борьбе за «права мужчин» и «права отцов»), но нет никаких препятствий для того, чтобы профеминистские мужчины не рассматривали эти вопросы.

Как мужчины становятся профеминистами?

Мужской профеминизм не отличается от других систем взглядов или политических движений. К нему приводит имеющий большое значение личный опыт, определенные отношения, участие в других социальных движениях, этические принципы.

Многие мужчины приходят к профеминизму, когда хотят дистанцироваться от традиционной маскулинности – ожиданий в отношении того, как мальчики и затем мужчины должны себя вести. Они осознают, что доминирующие модели того, как надо быть мужчиной, могут угрожать эмоциональному, духовному и физическому здоровью, вредить отношениям с другими людьми, семьями и сообществами, приводить к насилию, эгоизму и изоляции. Очень часто, когда мужчины осознают пустоту и порочность традиционной маскулинности, они начинают интересоваться «мужскими вопросами», и в результате, присоединяются к той или иной мужской группе.

Многие мужчины приходят к профеминизму из-за другого опыта – из-за женщин, которые им близки и которым они преданны: матери, сестры, любовницы, близкой подруги. Они осознают, что женщины, в том числе те, которые очень важны для них, сталкиваются с несправедливостью, и это побуждает их действовать.

Некоторые мужчины приходят к поддержке феминизма, участвуя в других движениях по политическому активизму – движению за мир, экологических движениях, гей-движении и других. Участвуя в этих движениях, они смогли ближе узнать различные феминистские идеи. Некоторые пришли к профеминизму, потому что сами пережили сексуальное насилие со стороны других мужчин, а иногда и женщин. (Я признателен Джону Столтенбергу и его работе «Отказываясь быть мужчиной», где он красноречиво описывает подобные опыты).

Чего хотят профеминистские мужчины?

Чего мы хотим? Мы хотим, чтобы общество было справедливым, равноправным, демократическим и прекрасным! Когда мы этого хотим? Сейчас!

Профеминистские мужчины хотят того же, что и феминистки: мира, в котором отношения между мужчинами и женщинами мирные, равные, доверительные, в котором мужчинам и женщинам не приходится следовать жестким, нездоровым и духовно разлагающим моделям жизни. Мира, в котором нет жесткого деления на мужественное и женственное, а вместо этого возможны разные виды гендера и образа жизни.

«Про» какой вы феминизм?

Это хороший вопрос. Феминизм – это не одна теория или движение с одним направлением. В старые времена люди выделяли либеральный, социалистический и радикальный феминизмы. В наши дни можно добавить к ним черный и постколониальный феминизмы, лесбийский и квир феминизмы, постструктуралисткий и постмодернисткий феминизмы и многие другие. Профеминистские мужчины также различаются во взглядах, их привлекают разные направления феминизма. И это разнообразие также заметно в работах разных профеминистских авторов.

Почему вы называете себя «профеминистами», почему не просто «феминистами»?

Феминизм – это движение и системы идей, разработанные женщинами, для женщин и о женщинах. Мужчины никогда до конца не поймут, что значит быть женщиной. Если мы будем называть себя «феминистами», мы рискуем колонизировать феминизм. В этом случае может показаться, что по нашему мнению, нам лучше знать, о чем речь.

Некоторые феминистки считают, что мужчины могут называть себя феминистами при условии, что они придерживаются стандартов феминизма – полностью поддерживают равенство женщин и мужчин. Тем не менее, большинство профеминистских мужчин предпочитают называть себя «профеминистами», а не «феминистами». Мы верим, что многие мужчины могут и должны поддерживать феминизм, и для того, чтобы это делать, нам не нужно называть себя «феминистами».

Являются ли профеминистские мужчины частью мужского движения?

Некоторые считают, что да, некоторые считают, что нет. Для некоторых людей, профеминистские мужчины – это часть мужского движения, которое также включает мужских либерационистов, духовных и мифопоэтических мужчин, движение за права мужчин и права отцов. Это сложно назвать «движением» из-за кардинальных внутренних противоречий, например, профеминистские мужчины критикуют антифеминистов и антиженские взгляды групп, выступающих за права мужчин и права отцов. Другие говорят, что хотя профеминизм – это отдельное явление, частично он пересекается с мужскими движениями.

Тем не менее, некоторые профеминистские мужчины дистанцируют себя от мужского движения и не считают себя его частью. Некоторые считают, что мужское движение – это реакция на развитие феминизма, и в основном оно направлено на защиту мужских привилегий и доминирующей позиции мужчин. Хотя все профеминистские мужчины согласны, что мужчины должны бороться с гендерной несправедливостью, некоторые говорят, что «мужское движение» добивается обратного. Они выступают за то, чтобы формировать коалиции с прогрессивными группами и движениями (такими как феминизм, левые движения, движение за права геев и лесбиянок и анти-расистское движение).

Разве профеминизм не означает, что вы против мужчин?

Нет. Мы против сексизма, мы против патриархата, но мы не против мужчин. Профеминистские мужчины надеются на лучшее будущее и для мужчин, и для женщин. Мы верим, что мужчины, как и женщины, обладают способностью быть любящими, заботливыми и не угнетать других людей. Мы отвергаем идею о том, что мужчины чем-то плохи от природы. Мы верим, что мужчины могут измениться, и мы поддерживаем все усилия мужчин, направленные на позитивные изменения. Мы признаем, что для этих изменений нужно создавать альянсы между мужчинами.

Мы предполагаем, что отдельные мужчины не несут ответственности за социальные структуры и ценности, такие как конструкция маскулинности или история угнетения женщин. В то же время, отдельные мужчины ответственны за собственное угнетающее поведение (например, насилие), и они могут и должны измениться.

Работая над созданием гендерной справедливости и гендерного равенства, феминизм улучшает как жизни женщин, так и жизни мужчин. Чтобы осветить обе стороны влияния феминизма, некоторые профеминистские мужчины описывают себя как «позитивных к мужчинам», и говорят, что они хотят «обогатить жизни мужчин».

Конечно, позитивность к мужчинам, не означает, что мы поддерживаем все, что делают мужчины. Мы должны определить свою этику и ценности, и оценивать мужчин и маскулинности в соответствии с ними. Например, маскулинность, основанная на насилии, – неприемлема, потому что насилие этически неприемлемо. Можно быть позитивным к мужчинам, и в то же время критиковать угнетающие и деструктивные аспекты мужских групп и мужских движений.

Единственный вариант, когда профеминизм может быть «против мужчин», заключается в том, что некоторые из нас верят, что нужно уничтожить всю систему, которая делит людей на два «противоположных пола». Другими словами, система иерархии и привилегий возможна только при условии двухгендерной системы как таковой. Другие профеминистские мужчины с этим не согласны, они считают, что нужно изменить содержание модели маскулинности, а не избавиться от самих понятий мужественности и женственности.

Правда ли, что большинство профеминистских мужчин – геи?

Профеминистские мужчины могут быть любой сексуальной ориентации. Трудно сказать, какова пропорция геев и бисексуалов среди профеминистов, и больше ли она, чем среди населения в целом (что по некоторым данным составляет десять процентов), так как никто не проводил таких исследований. Мужчины часто начинают поддерживать феминизм, узнавая об опыте женщин, с которыми у них существуют сексуальные отношения. Это можно назвать типичным гетеросексуальным путем к профеминизму. Но и гомосексуальных мужчин может привлечь профеминизм, потому что они хотят дистанцироваться от традиционной маскулинности, или потому что они осознают тесную связь между гомофобией и сексизмом.

Мужчин, которые подвергают сомнению традиционную маскулинность или ведут себя вразрез со стереотипами, часто считают геями (что может быть и неправдой), для них существует риск гомофобных нападений. Хотя наше общество верит в странную связь между сексуальной ориентацией (с кем вы хотите заниматься сексом) и гендерным поведением (конформизмом в отношении гендерных ролей), ее в реальности не существует.

Многие профеминистские мужчины считают, что маскулинность в значительной степени определяется гомофобией, и что доминирующая модель маскулинности – гетеросексуальная. Мужчины часто чувствуют, что их эмоциональная, социальная и сексуальная жизнь ограничены из-за страха, что их заподозрят в гомосексуальности. Гомофобия заставляет мужчин ограничить близкие дружеские отношения с другими мужчинами, вести себя гипермаскулинно и агрессивно, скрывать свои эмоции.

Страх, что их сочтут геями, мешает мальчикам и мужчинам ставить под сомнение традиционную маскулинность. По этой причине многие профеминистские мужчины считают, что мужчины никогда не изменятся, если не оказывать гомофобии радикального сопротивления.

Продиктован ли профеминизм виной?

Нет. Профеминистские мужчины верят, что мы несем ответственность за то, чтобы изменить свое сексистское поведение и взгляды, а также постараться повлиять на других мужчин. Иногда мы чувствуем вину, когда понимаем, что в прошлом проявляли сексизм, но просто сидеть и чувствовать себя виноватым бесполезно.

Вина может быть нормальной реакцией, когда человек подвергается критике за неадекватное или оскорбительное поведение. Вина – это эмоция, которая неизбежна, если у тебя есть совесть. Поэтому профеминистские мужчины не отрицают роль вины в принципе, но мы не верим, что люди должны застревать в своей вине. Если вы встретились с проблемами и критикой, то гораздо важнее начать действовать.

Как профеминисты относятся к областям, в которых страдают мужчины?

Пока что антифеминисты привлекли гораздо больше внимания, говоря об определенных аспектах жизни мужчин. Они совершенно точно определили области, в которых мужчины испытывают боль, замешательство или бессилие. Но они неверно определили их причину и предложили неверное решение. Кроме того, антифеминисты игнорируют некоторые специфические проблемы, которые испытывают мужчины (например, травлю и издевательства между мальчиками или мужчинами), либо они необоснованно обвиняют в этих проблемах женщин.

Профеминистские мужчины уделяют все больше внимания мужским проблемам: плачевному состоянию здоровья мужчин и образования мальчиков, насилию против мужчин, опыту мужчин в отношении развода, опеки над детьми и другим. Мы признаем реальность опыта мальчиков и мужчин в этих областях. В то же время мы критикуем антиженские и антифеминистские позиции, которые часто сопровождают описание этих проблем, мы также не согласны с мужчинами, выступающими за «права мужчин», в отношении причин, характера и распространенности этих проблем.

Некоторые стратегии движения за «права мужчин» вредят самим мужчинам. Например, защитники «прав мужчин» часто критикуют службы для женщин, говоря, что они должны также предоставлять услуги для мужчин. Нападки на службы для женщин не создадут аналогичные службы для мужчин, и по своей природе они оскорбительны и неэтичны. Такие стратегии выбирают неверную цель, отталкивая потенциальных союзников в решении этих проблем. Они сводят вопросы жизни мужчин к примитивной негативной реакции «Если это есть у вас, мы тоже это хотим», такая логика не способствует тому, чтобы реальные мужчины получили помощь.

Профеминистские мужчины поддерживают мужские службы и ресурсы, например, для мальчиков и мужчин, которые пережили насилие. Но такие ресурсы не должны предоставляться за счет служб для женщин. Мы выступаем за то, чтобы мужчины работали вместе с женщинами и создавали альянсы, вместо того, чтобы пропагандировать «войну полов».

Итак…

Мужчины играют важную роль в трансформации гендерных отношений, которую начали феминизм и женское движение. Профеминистские мужчины приветствуют этот процесс и активно участвуют в нем. Делая гендерную справедливость личной и политической целью, живя так, чтобы менять ситуацию, мы меняемся сами и помогаем изменить мир.

Перевод Веты Мороз


источник

@темы: феминизм, патриархат

---

Наоми Вульф «Cтремительное распространение гламурной порнографии...

...– это не ответ рынка на уже существовавшие желания людей, а механизм для создания этих желаний»

Общество придает форму сексуальным стремлениям. Инстинкты не дают ответов; исследования показывают, что обезьяны, выросшие в лабораториях, не знают, как заниматься сексом, и уж тем более социальные животные – люди учатся сексуальному взаимодействию и сексуальным отношениям у внешней среды.

Секс

Продолжая тему отношений религии и красоты, и религии красоты, Вульф говорит о том, как религиозная вина подавляет женскую сексуальность. Некоторые религии предпочитают подавлять ее прямыми физическими методами – с помощью вырезания клитора или поясов верности. Другие, и в том числе религия красоты, пользуются не менее действенными психологическими способами. Поэтому, хотя женский организм способен на огромную сексуальную силу, множественные оргазмы и яркое желание, современный женский опыт мало отражает эту способность.

Общество придает форму сексуальным стремлениям. Инстинкты не дают ответов; исследования показывают, что обезьяны, выросшие в лабораториях, не знают, как заниматься сексом, и уж тем более социальные животные – люди учатся сексуальному взаимодействию и сексуальным отношениям у внешней среды.

Вульф прослеживает историю образов сексуальности и сопоставляет ее с историей женского сексуального освобождения: «сексуальность следует за модой, а мода – за политикой». В шестидесятых, во время хиппи и первых контрацептивных таблеток, секс был выражением любви, чувственным и игривым, не отягощенным стыдом и насилием, а порнография была ограничена специальными изданиями. Но чем больше репродуктивных свобод получали женщины, тем больше распространялась публичная, допустимая порнография, полуобнаженные женщины на обложках, разворотах, объявлениях. В семидесятых женщины стали занимать властные позиции в обществе – и представление о сексе в популярной культуре изменилось; нежный любовный секс (который традиционное представление о разнице между женским и мужским подходами к сексу объявляет «женским») был объявлен скучным, в моду вошла анонимность, разовые встречи («мужской», животный секс). Одновременно в модных образах появилось «запретное»: кожаная атрибутика БДСМ, эстетика подросткового эротизма, и главное – практически обнаженное, подставленное всем взглядам «идеальное» женское тело, впервые видимый без одежды образец того, как должна выглядеть женщина. В восьмидесятых для продажи продукции для женщин стали использоваться образы, до этого появлявшиеся только в высококачественной порнографии типа «Плейбоя»; они совмещали образ «совершенства» с символическим сексуальным удовольствием.

Наоми Вульф называет два направления, с помощью которых миф о красоте формирует сексуальность, в первую очередь женскую: гламурная порнография (beauty pornography) и гламурный садомазохизм (beauty sadomasochism). Эти два направления происходят из двух направлений порнографии: «мягкая» порнография просто объективирует женское тело, а «жесткая» совершает над ним насилие. «Красота» стала синонимом «сексуальности» и в таком качестве распространилась везде, от рекламы до детских комиксов. В отличие от «обычной» порнографии, избежать гламурной порнографии невозможно, она смотрит с журналов, с телеэкрана, с уличных огромных рекламных плакатов.

Проблема гламурной порнографии не в ее откровенности, а в том, что она лжет о своей откровенности. Она не демонстрирует правдивые образы женских тел и женской сексуальности; она утверждает, что одна жестко определенная форма женского тела является единственно допустимой для любви, для секса, для удовольствия, и что сексуальное удовольствие возможно только в одном, гламурно-порнографическом, «красивом» варианте.

Гламурный садомазохизм добавляет к этому утверждение, что сексуальное насилие красиво и стильно, и что женщинам оно нравится. Эротизация и эстетизация насилия над женщинами началась одновременно с ростом влияния женщин в общественной сфере. Фильмы, книги, музыка, вся массовая культура стали полниться все более графичными образами убийств и изнасилований женщин, поданных максимально стильным и эротичным образом. Пропагандисты масскультового образа секса как изнасилования говорят, что это безобидная фантазия, потакание интересу масс; однако именно у поп- культуры массы учатся интересоваться изнасилованием и находить его эротически привлекательным.

Поток агрессивных и жестоких образов секса поддерживает распределение власти в обществе, а эротические образы взаимного удовольствия или женского желания подрывают эту власть, поэтому законодательство, регулирующее «непристойные» изображения, легко пропускает образы женщин как сексуальных объектов и женщин как объектов насилия, но в то же время не пропускает через цензуру изображения мужской наготы или эгалитарного сексуального удовольствия. Вульф приводит много примеров из юридической практики США и Европы, когда попытки опубликовать в журналах, которые регулярно публикуют откровенные изображения обнаженных женщин или обсуждают качества любой части женского тела, такие же изображения и обсуждения мужчин пресекались властями. Предназначенные для сексуальных целей образы связанных, избитых, покрытых кровью женщин цензура находит допустимыми, поскольку рядом с ними нет возбужденного пениса; в то же время нарисованная инструкция для не умеющих читать людей, как надевать презерватив, была запрещена именно из-за стилизованного изображения возбужденного пениса.

Вульф говорит о разнице в отношении к мужской и женской наготе в обществе и в культуре. Гламурная порнография постоянно выставляет обнаженных женщин напоказ, но раздетые мужчины в ней появляются редко, да и в целом мужчин там меньше, чем женщин; это напоминает о распространенных во многих культурах практиках, согласно которым одетый человек имеет властное преимущество перед неодетым. Рабы ходили раздетыми перед одетыми господами; человек, раздевающийся среди одетых людей, чувствует себя неловко, уязвимо. Мы окружены образами раздетых женщин, в то время как аналогичные мужские образы крайне редки и никогда не публичны; это отчетливо демонстрирует властную динамику, и зрители постепенно ее усваивают.

Образы неравноправной властной динамики и искаженной сексуальности, усваиваясь, меняют эротические пристрастия, фантазии людей, калеча их сексуальную жизнь. Раньше сексуальная фантазия людей основывалась на том немногом, что они могли увидеть в реальной жизни, и на их собственных ощущениях от собственного тела и от подсмотренного со стороны. Эротические образы, питавшие их сексуальность, были построены на желании и на чувствах, но не на навязанном извне насилии, выдаваемом за сексуальность и эстетику.

Сейчас же эротическая фантазия развивается не из реальности, а из увиденных медийных образов. Медийные романтические истории обычно заканчиваются поцелуем, гаснущим экраном, они не оставляют образов равноправного, основанного на любви секса. Их место занимает порнография, в которой мужчина-садист насилует женщину-мазохистку. Образы Железной Девы, в гламурных позах демонстрирующей себя или принимающей глянцевое насилие, замещают живые образы любовного телесного взаимодействия в головах мужчин и женщин.

Обычно дискуссии о порнографии сосредотачиваются на мужчинах и на том, как порнография меняет их сексуальное поведение – лишает их чувствительности, приучает находить насилие и жестокость по отношению к женщине эротичными, унижение женщины – сексуальным. Куда меньше говорят о том, что эти образы производят такой же эффект на женщин. Исследования показывают, что чем больше женщины видят насилие, тем менее остро реагируют, видя его со стороны. У женщин, которые видят много образов эротизированного изнасилования, развиваются эротические фантазии об изнасиловании; у женщин, которые окружены образами эротизированного подчинения, развиваются фантазии о подчинении. Это не значит, что они желают в реальности быть подчиненными мужчине или быть изнасилованными, но их фантазии используются против них в делах об изнасилованиях. Эротизация насилия доходит до того, что следы побоев на телах жертв выдаются за результат «любовной игры». Гламурная порнография заставляет мужчин жестоко относиться к женщинам, а женщин - жестоко относиться к самим себе.

Вульф подчеркивает, что стремительное распространение гламурной порнографии – это не ответ рынка на уже существовавшие желания людей, а механизм для создания этих желаний. Также она стала ответом на растущую независимость и сексуальную свободу женщин, новым механизмом установления барьера между мужчинами и женщинами. Равноправные, основанные на любви и взаимном уважении гетеросексуальные отношения подрывают статус кво, разрушают существующие властные структуры, основанные на неравенстве и насилии. Для истеблишмента опасны свободные независимые женщины, но их можно просто научить быть мужчинами; однако мужчины, способные любить равных им, настоящих, свободных женщин опасны вдвойне.

Раньше равноправные, любящие сексуальные отношения между мужчинами и женщинами всегда искажались из-за того, что женщины находились в зависимом положении. Теперь, когда достижения женского движения избавили их от зависимости, а достижения контрацепции – от нежеланной беременности, равноправие в сексе и любви подрывается насильственными, жестокими сценариями, усвоенными из гламурной порнографии.

Образы, которые подменяют секс «красотой» и превращают красоту в нечто нечеловеческое или подвергают ее эротизированным пыткам, выгодны с политической и социально-экономической точки зрения; они подрывают женскую сексуальную гордость и создают ситуацию, в которой мужчины и женщины вряд ли объединятся друг с другом против социального порядка, который построен на их противопоставлении друг другу и их одиночестве вдали друг от друга.

Культура потребления использует для продаж не секс, а сексуальную неудовлетворенность, поэтому ей невыгодно, чтобы люди находили удовлетворение в сексе друг с другом. Поэтому образы красоты превращают женщин в неудовлетворенные собой, не заслуживающие удовлетворения в своих глазах объекты желания, а мужчин заставляют гнаться за новыми и новыми объектами. Но от разъединенности между мужчинами и женщинами зависит не только рынок, но и другие институты истеблишмента – все они, от армии до рынка труда, построены на том, что мужчины предпочитают формировать эмоциональные связи друг с другом и относиться свысока к своим эмоциональным связям с женщинами и семьями, и потому «мужские» структуры вырывают мужчин из семей, называя работу, службу, деньги куда большими ценностями, чем любовь. Мир и доверие между мужчинами и женщинами, гетеросексуальная любовь, основанная на ненасильственной взаимности, противоречат властным иерархиям, построенным на насилии и принуждении.

Сексуальное удовлетворение женщин опасно для истеблишмента, потому что женщина, которая любит себя, уверяется в своей социальной значимости. Она знает, чего хочет, и жадно стремится это получить, будь то сексуальное удовлетворение или социальный статус, и она не позволяет сковать себя условностями «скромности», «заботы о других», необходимости вести себя «женственно» ради внимания мужчин. Она ощущает себя вправе выбирать партнера, а не только быть выбранной.

Однако миф о красоте возвращает мужчин и женщин в ситуацию, аналогичную викторианской: мужчины выбирают женщин, а женщины прикладывают все усилия для того, чтобы сделать себя максимально соблазнительным объектом. Гламурная порнография действует не так очевидно, как гламурный садомазохизм; если проблематичность гламурного образа избитой женщины относительно очевидна, несмотря на то, что регулярно выдается за «творческое видение» и «оригинальность мышления», то последствия гламурной порнографии бросаются в глаза не сразу.

Вульф приводит статистику, иллюстрирующую то, как миф о красоте подрывает сексуальное желание и способности женщин к сексуальному удовлетворению, особенно в гетеросексуальных отношениях: от трети до половины женщин не получают оргазма от полового акта, меньше половины женщин мастурбирует. Женщины не получают удовольствия от своих тел и от тел мужчин, с которыми ложатся в постель.

Всем нам, и мужчинам, и женщинам, для того, чтобы открыться сексуальному взаимодействию, нужно ощущать себя красивыми, в том смысле, что быть красивой значит быть желанной и драгоценной. Лишенный этого ощущения человек превращает себя или другого в объект для самозащиты.

Гламурная порнография заставляет женщин чувствовать себя некрасивыми, не заслуживающими удовольствия от секса, не заслуживающими любви. Миф о красоте утверждает, что для того, чтобы заниматься сексом и получать удовлетворение, нужно быть «красивой» по стандартам мифа. Женское тело, не соответствующее стандарту, прямо или косвенно объявляется неприемлемым и даже отвратительным. Женщины стесняются обнажать свое тело перед партнером, и даже перед самой собой. Вульф приводит женские эротические фантазии, в которых женщины представляют себя «красивыми», но при этом они видят себя как будто со стороны, разделяя себя и свое тело. Они отвергают свое тело, находя в нем все новые и новые недостатки – несоответствия глянцевому образу «красоты», которые делают сексуальное удовольствие для них запретным.

Миф о красоте позволяет демонстрировать и критиковать женские тела, но не мужские. Описываемые выше двойные стандарты цензуры, которая позволяет обнажать женщину, но не мужчину, защищают мужчин от критической оценки, от внушающих им ужас насмешек, в той же мере, что и рекомендации журналов, в которых женщинам советуют никогда не критиковать внешность мужчин и особенно их гениталии, и даже преувеличивать его достоинства. Одним из инструментов и оправданий этому служит распространенное ложное утверждение, будто визуальные образы «красоты» ориентированы на мужчин, потому что мужчины «любят глазами» и при этом склонны к полигамии, в то время как женщины не оценивают потенциального партнера визуально и склонны к моногамии.

Мужчины и женщины от природы в равной мере расположены к восприятию партнера как визуально, так и другими органами чувств, и сердцем; мужчины и женщины равно разнообразны в своих склонностях к моногамии или полигамии. Однако мужчин с ранних лет приучают оценивать женщин визуально, в том числе с помощью гламурной порнографии, и стремиться пополнять свою «коллекцию» женщин, в то время как женщины остаются без визуального материала, и разными способами в них культивируется стремление ограничивать свой выбор партнеров. Миф о красоте учит женщин отказываться от своих желаний, и в то же время видеть в мужчинах в первую очередь человека, и лишь потом – тело; мужчин же он учит стремиться реализовать свои желания всеми силами, но в женщинах видеть сначала «красивое» тело, и лишь потом, возможно, личность.

Из-за гламурной порнографии и мифа о красоте женская сексуальность не имеет позитивных примеров и конструируется негативно. Вульф приводит несколько методов искажения женской сексуальности. Один из них – то, что хотя у мужчин с раннего возраста мастурбация поощряется, она обсуждается достаточно открыто, начало мастурбации становится своего рода инициацией во взрослую мужественность, отношение к женской мастурбации принципиально иное – она запретна и постыдна, она не обсуждается. Собственное удовольствие женщины, желания ее тела не существуют в медийной сфере и в личных беседах, за исключением тех случаев, когда они используются для удовольствия мужчины-вуайериста. Женское тело и женское удовольствие эротизируются для мужчин. В искусстве нет образов женщин, осваивающих себя и свои желания, открывающих для себя удовольствия плоти; они существуют только с мужской точки зрения, и мы наблюдаем за ними глазами мужчин, сопереживаем не радостям и удовольствиям женщины, а радостям и удовольствиям мужчины, который смотрит на эту женщину и прикасается к ней.

Сексуальная энергия, сексуальное влечение юных женщин не находит слов и образов для выражения, для осознания, и отражается на них же, превращаясь в оценку их тел. Вместо того, чтобы думать: «Что я хочу? Почему? Что для этого нужно сделать?», они думают: «Захотят ли меня? Почему? Что я могу для этого сделать?» Собственные желания женщин оказываются незамеченными ими же самими.

Вульф регулярно подчеркивает разницу между тем, чтобы чувствовать себя сексуально и выглядеть сексуально. Ощущение своей сексуальности – это ощущение своих желаний, потребностей, это чувства субъекта, это собственное активное стремление. Однако миф о красоте подменяет женскую сексуальность, идущую изнутри, ее имитацией – сексуальной внешностью. Женщины учатся выглядеть сексуально, не только подгоняя себя под стандарт красоты, но принимая неудобные позы, перенимая фальшивые жесты и звуки, играя роль, как в порнофильме. За этой фальшью ни они, ни их партнеры не находят их истинных желаний, подлинного удовольствия. Женщина превращается в секс-куклу.

Еще одна причина снижения женской сексуальности – это страх сексуального насилия. Образы избитой, изнасилованной Железной Девы Вульф ставит в контекст реального насилия против женщин, приводя пугающую статистику по изнасилованиям и избиениям, по семейному насилию, по сексуальному насилию над детьми. Гламурные образы насилия подливают масло в огонь, делая насилие более допустимым для насильников и свидетелей, и запугивая жертв.

Особенно сильно давление мифа воздействует на молодых людей. Вульф приводит статистику и факты, которые иллюстрируют ее утверждение. При опросе в колледже 30% молодых мужчин сказали, что готовы изнасиловать женщину, если им за это ничего не будет; когда из вопросов убрали слово «изнасиловать», заменив его на «заставить заниматься сексом», в готовности на это признались 58%. Другое исследование продемонстрировало, что юноши находят выражения лиц женщин, которые отражают ощущение боли или страха, более сексуально привлекательными, чем выражение удовольствия. Одна из четырех женщин в тех же колледжах подвергалась изнасилованию или попытке изнасилования. 84% изнасилованных женщин знали нападающего; 57% были изнасилованы на свидании. Среди подростков ситуация оказывается еще хуже: больше 50% мальчиков и девочек считали, что если мужчина возбудился при виде женщины, будет совершенно нормальным, если он ее изнасилует.

Юноши и девушки, выросшие под бомбардировкой продукцией гламурной порнографии и гламурного садомазохизма, часто искренне верят, что секс и насилие – это одно и то же, пока насилие направлено мужчиной на женщину. Они не видели других образцов; массовая культура показывает им сексуальное насилие как норму сексуальных отношений. Мужчины считают секс естественным завершением свидания, даже если женщина против – или «ломается», как они считают – и ее приходится принуждать силой. Женщины поддерживают отношения, несмотря на насилие со стороны партнера. [В результате культурного влияния молодые люди и подростки считают, что ситуация,] в которой мальчики насилуют, а девочки оказываются изнасилованными – это нормальное течение событий.

Миф о красоте возводит стену между мужчинами и женщинами. Требуя от женщин прикладывать много усилий для поддержания «красоты», он в то же время подает результат их действий как нечто естественное и природное (парадоксальным образом делая «неестественной» природную женскую внешность без украшательств и искусственных мер). Создание и поддержание женской красоты при этом становится «женской тайной», как раньше ею было все связанное с рождением детей и ведением хозяйства. Это нечто, что «неинтересно мужчинам», и что нужно от них скрывать, как будто это постыдно.

А пока женщины поддерживают «тайну красоты», мужчины испытывают раздражение по поводу чрезмерного интереса женщин к уходу за своей внешностью и в то же время не ценят усилия, которые приходится прикладывать для поддержания того уровня «ухоженности» (искусственности), который они от женщин привыкли ждать.

Даже если мужчина искренне любит женщину и уважает ее, социальное давление мифа заставляет ее постоянно ожидать от него критической оценки, пытаться измениться, скрывать свою естественную внешность, естественные желания, естественное «Я». Мужчина может любить женщину такой, какая она есть – но в культуре мифа о красоте фразу «я люблю тебя такой, какая ты есть» оставляют для некрасивых женщин; высшая похвала для женщины – «ты красива», оценка с точки зрения соответствия стандарту, но хрупкая красота стандарта может рассыпаться от одного неловкого жеста, от одного прожитого года. Таким образом, миф возводит между мужчинами и женщинами стену непонимания и недоверия.

Выше мы говорили о том, как миф подрывает женскую сексуальность, но мужской сексуальности приходится не легче. Миф о красоте требует любить и желать женщину «красивую», практически не оставляя места для ее познания, для любви личности к личности. Но он также не оставляет места мужчине для того, чтобы найти и принять свои сексуальные желания и потребности; он диктует, какие женщины желанны и как нужно себя с ними вести, и многие мужчины подчиняются его диктату, а другие испытывают вечную неловкость из-за того, что их предпочтения недостаточно мужественны, а их избранницы недостаточно престижны. Когда мужчина выбирает женщину ради ее «красоты», он занимается сексом не с ней, а с тем удовлетворением, которое получает от приобретения качественного престижного предмета, и в спальне с ними оказывается множество наблюдателей, перед которыми он хвалится своим успехом. Превращая женщину в объект, миф превращает мужчин в фетишистов, лишая их удовольствия от секса – и отношений - с человеком.

Обнадеживая читателей, Вульф говорит о том, что мужчин, которые не следуют сценарию мифа, куда больше, чем кажется – но их истории не слышны в медийной сфере, потому что противоречат ее целям. Она описывает мужчин, которые действительно любят женщин и восхищаются ими: [он] восхищается тем, как ее прошлое, жизнь до него, отражается в морщинках на ее лице, приключениями и тяготами, которые пережило ее тело, шрамами от травм, изменениями после рождения ребенка, уникальными чертами, светом в выражении лица.

Описывая стереотипные крайности, в которые миф загоняет мужчин и женщин, лишая их подлинного, искреннего и честного удовольствия от своих тел и от чувственного взаимодействия друг с другом, Вульф опровергает их: Сексуальная красота принадлежит в равной степени мужчинам и женщинам, способность быть очарованным не зависит от пола. Когда мужчины и женщины станут смотреть друг на друга без пелены мифа о красоте, это пробудит в отношениях между полами больше эротизма и больше честности. Мы не так непонятны друг для друга в сексуальных желаниях, как нас сейчас убеждают.


Продолжение следует

С книгой знакомит - Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы "Гендерная демократия" Фонда им. Генриха Бёлля


источник

@темы: феминизм, деконструкция мифов

---

Наоми Вульф «В мужской культуре женщины – всего лишь «красавицы»

...чтобы культура могла оставаться мужской»
Продолжаем знакомить с книгой американской писательницы о том, как формируются и используются нормативные рамки «красоты» в современном американском обществе


Женские журналы, по определению Наоми Вульф, служат «писанием» новой религии – Церкви Красоты, сменившей стремительно лишающиеся влияния традиционные церкви в качестве идеологического и морального ориентира для женщин, и парадоксально священной для мужчин.

Культура

В этой главе «Мифа о красоте» Наоми Вульф анализирует западную культуру и то, каким образом женщины (особенно женщины среднего класса) в ней оказываются так зависимы от ролевых моделей, которые им предлагает глянец и телеэкран, и так сильно подвержены воздействию мифа. Она цитирует Джона Бергера: «Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают за тем, как на них самих смотрят. Это определяет не только отношение мужчин к женщинам, но и отношение женщин к ним самим».
В мужской культуре женщины – всего лишь «красавицы», чтобы культура могла оставаться мужской. Когда женщины в культуре проявляют характер, они не желанны, в отличие от желанной безыскусной инженю. Красивая героиня - это оксюморон, потому что героизм – это индивидуальность, интересная и постоянно меняющаяся, а «красота» одинаковая для всех, скучная и неизменная.
В мужской культуре женщина бывает либо красивой, но глупой, либо умной, но некрасивой – ей не позволено иметь и ум, и тело. Вульф перечисляет многочисленные литературные примеры пар женщин, из которых одна умна, а другая красива, и неизменно одна выигрывает, а другая проигрывает мифу о красоте. Зато в женской литературе при столкновении красоты и души выигрывает душа – женская проза порождает многочисленные сопоставления бессердечных пустых красавиц и незаметных на первый взгляд, но умных и тонких женщин, за которыми в итоге оказывается моральная победа в истории. Тем не менее, мужская культура не оставляет женщинам места героинь в своих сюжетах, по крайней мере, не на тех же правах, что и мужчинам. Герои-мужчины своим умом и душой, своей дерзостью и смелостью двигают события; они становятся героями, потому что они выделяются среди других мужчин. Женщины существуют в сюжетах благодаря своей красоте; события с ними случаются из-за их красоты, а их активные действия порицаются и наказываются действующими в сюжете силами. [Читающая книги] девочка узнает, что истории случаются с «красивыми» женщинами, даже если они неинтересные. Но никакие истории, интересные или нет, не случаются с женщинами, которые не «красивы».

Значительную часть главы Вульф посвящает женским журналам, опровергая насмешливое отношение к ним, бытующее в мужской культуре. Женские журналы, пишет она, представляют собой женскую массовую культуру. «Общая» массовая культура склоняется к мужскому взгляду, мужской точке зрения, и это видно по тому, каким темам она отдает приоритет и как их освещает; «суперкубок занимает первую страницу, а изменения в законодательстве о детских садах – один абзац на внутренних страницах». Мужские вопросы освещаются на «общих» страницах, в общих передачах, в прайм-тайм, а женские – на «женских» страницах и в «женское» время, днем, для домохозяек. Женские журналы, по наблюдениям Вульф, являются одновременно женским пространством и их окном в массовую культуру со своей точки зрения, и к тому же предоставляют возможность диалога между женщинами посредством «писем в редакцию».
Согласно анализу Вульф, женские журналы, несмотря на пропаганду «мифа о красоте», а до него – «загадки женственности», «популяризировали феминистские идеи больше, чем любые другие материалы, и точно больше, чем откровенно феминистские журналы». Она описывает острые женские темы, которые поднимались в глянце, от доступа к абортам и контрацепции до – как ни странно - позитивного отношения к собственному телу. В то же время они являются увеличительным стеклом конфликта между реальными женскими потребностями и стремлениями и «красотой», которой женщины платят за возможность и право их реализовывать.
Женские журналы заменяют женщине советчицу, наставницу, ролевую модель, которой ей так остро не хватает в обществе. Реальные женщины-ролевые модели видны редко, и большинство из тех, кого предлагает массовая культура – это «профессиональные красавицы». Матери и старшие знакомые проигрывают тем, что они стареют – недопустимый грех в обществе «мифа о красоте». Миф же заставляет женщину считать других женщин конкурентками, видеть в них врага еще прежде, чем они заговорят. В то же время женские журналы предлагают не только знания, но и доверительный, интимный тон, как будто внушающий уверенность в себе, гордость за себя, дающий силы двигаться дальше. Они создают ощущение клуба, круга близких подруг, объединяющихся для того, чтобы помочь друг другу.
Однако, одной рукой поддерживая, другой эти ласковые подруги-наставницы отравляют свои дары. Журналы подрывают уверенность женщин в себе, сопоставляя их с «образцами» красоты и неизменно находя недостатки, и диктуют им «правила» указующим тоном, который трудно представить в мужских журналах, пользуясь тем, что женщины еще недавно были вынуждены подчиняться во всем указаниям извне.
Рост и развитие женских журналов исторически сопровождали рост и развитие женского движения – и «мифа о красоте», который был и остается инструментом его сдерживания. Женские журналы чувствительно реагировали на положение женщин; например, викторианские журналы были полностью посвящены интересам женщин, запертых дома, но с началом Первой Мировой они развили социальную осознанность, соответствующую женщинам, которые стали активно участвовать в работе, связанной с военными действиями. Аналогичная ситуация наблюдалась и в сороковые. В то же время журналы с их рекламодателями стремились уравновесить женскую активность уговорами «сохранять женственность и красоту» даже на мужской работе. Вышедшие на рынок труда женщины обретали ощущение компетентности, уверенность в себе, автономность и финансовую независимость, но статьи и реклама в журналах напоминали им о необходимости сохранять Женские Качества. А после окончания войн, когда вернувшимся с фронта мужчинам потребовались рабочие места, журналы принялись сладко петь о домашнем уюте как должном месте и призвании женщины, вопреки тому, что больше половины женщин поначалу не стремились возвращаться в дом, их вполне устраивали освоенные за время войн рабочие места и публичная сфера деятельности. Вульф подчеркивает, что хотя многие исследователи отмечают, что женские журналы отражают исторические изменения, мало кто рассматривает то, как они их определяют, предлагая женщинам те социальные роли, в которых они лучше служат интересам рекламодателей.
Пересказывая посвященную женским журналам и рекламе в них главу из «Загадки Женственности» Бетти Фридан, Наоми Вульф приводит примеры того, как в пятидесятых изменилось распределение влияния на содержимое журнала между редакцией и рекламодателями, и журналы начали еще активнее работать на рекламодателей, создавая у женщин ощущение неидеальности, недостаточной компетентности как домохозяйки (высшая задача женщины), от которого можно было избавиться с помощью того или иного продукта – бытовой химии, электроники, посуды, мебели… Теперь журналы практически в тех же терминах и теми же методами навязывают ощущение неидеальности женщины как красавицы – ее новая высшая задача. Как раньше главной задачей женщины-домохозяйки было покупать товары для дома, так теперь главная задача женщины-красавицы – покупать товары для красоты, а для этого нужно поддерживать ее в состоянии постоянной неуверенности, стремления к недостижимой «красоте».
«Перенос вины», культивируемый женскими журналами, Вульф связывает с распространенной реакцией на феминисток, которых всегда старались представить «некрасивыми», не интересующими мужчин и потому злыми на них женщинами, тем самым одновременно обесценивая их критику мужской культуры и вызывая у женщин страх перед ярлыком «феминистки». В то же время красивая женщина, как считает мужская культура, не может быть умной; следовательно, слова любой женщины не имеют значения – она либо красива и, значит, глупа и говорит бессмыслицу, либо некрасива, а значит, неуспешна как женщина и обозлена. Журналы играют и на этом, проводя границу между интересами «настоящей женщины» и «неженственной» активной борьбой за еще недостигнутые права и свободы.
Журналы представляют собой посредника между производителями товаров и женщинами, которые их покупают, и финансируются за счет производителей-рекламодателей. Именно они контролируют содержимое женских журналов, наполняя его статьями, которые нужны по большей части для того, чтобы создать видимость нужности товаров. Вульф приводит цифры, свидетельствующие о том, что все больше содержания женских журналов принадлежит рекламодателям и диктуется ими, и цитаты редакторов, иллюстрирующие, как редакция регулярно оказывается бессильна перед их требованиями. Чем больше люди привыкают игнорировать рекламные послания, тем более навязчивыми и всепроникающими они становятся.
Рекламодатели определяют не только то, что должно публиковаться в женских журналах, но и то, чего там не должно быть. Заключая контракты, они оговаривают, какие темы и как не должны освещаться; они могут отозвать свою рекламу – и свои деньги – если журнал поднимает «неудобные» для них темы. Вульф приводит примеры того, как журналы лишались рекламодателей и их финансирования за то, что публиковали недостаточно накрашенных женщин, или хвалили красоту естественных седых волос, или демонстрировали на обложке вместо моделей женщин, отличавшихся достижениями, но не «красотой». Рекламодателям нужно, чтобы читатели считали плохими видимый возраст, или «лишний» вес, или лицо без косметики, потому что на их ненависти к своему телу держится многомиллионная индустрия.
Есть в журналах и более прямолинейная цензура: они не могут публиковать всю правду о продукции своих рекламодателей. Они публикуют только хвалебные отзывы, только данные, подтверждающие действенность продукта, но не критику и не факты о побочных эффектах. Об этом Вульф будет еще говорить в следующей главе, «Религия», а пока она переходит к теме ретуши, в наши дни превратившейся в фотошоп – еще одной форме журнальной цензуры.
Женщины в возрасте либо не появляются на страницах журналов, либо ретушируются так, чтобы выглядеть моложе. Ни один снимок женщины не обходится без ретуши, которая делает ее «красивее» - то есть ближе к безликой Железной Деве мифа и дальше от себя самой как уникальной индивидуальности. «Теперь читатели не представляют, как выглядит в печати настоящее лицо шестидесятилетней женщины, потому что его перерисовали и оно выглядит на сорок пять. Хуже того, шестидесятилетние читательницы смотрят в зеркало и думают, что выглядят слишком старыми, потому что сравнивают себя с отретушированным лицом в журнале».
Как это сочетается с ценностями Запада, который ненавидит цензуру и верит в свободный обмен идеями? Это не праздный вопрос. Речь идет о самых основополагающих свободах: свободе представлять собственное будущее, праве гордиться своей жизнью. …Ретушь, стирающая возраст с лиц женщин, стирает их идентичность, силу и историю.
Вульф описывает идеальный журнал, который представляет в позитивном свете моделей полных, невысокого роста, пожилых, или вообще обходится без моделей, изображая настоящих, обычных женщин. Допустим, в нем принята политика отказа от жестокости по отношению к женщинам… он не пишет об экспресс-диетах, не предлагает мантры ненависти к себе, не рекламирует профессии, которые разрезают здоровые женские тела. Допустим, в нем публикуются статьи, которые хвалят величие видимого возраста, полные любви фотоэссе о телах женщин всех форм и пропорций, с ласковым интересом изучаются изменения тела после беременности, родов и грудного вскармливания, предлагаются рецепты без приправы наказания и вины и печатаются соблазнительные изображения мужчин. Такой журнал разорится, потому что потеряет рекламодателей – и читателей. Женщины сами настолько погружены в «миф о красоте», что часто интернализируют его, не веря, что женские темы и вопросы могут быть интересны без приправы «красоты».

Религия

Женские журналы, по определению Наоми Вульф, служат «писанием» новой религии – Церкви Красоты, сменившей стремительно лишающиеся влияния традиционные церкви в качестве идеологического и морального ориентира для женщин, и парадоксально священной для мужчин. Анализируя причины того, почему это замещение оказалось столь успешным, она пишет о том, как женщины, только что избавившиеся от каркаса прежней религии и прежних норм – каркаса, который их ограничивал чистотой телесной и чистотой в доме, запирал в приватную сферу дома и семьи, но который в то же время давал им моральное вознаграждение в виде статуса «хорошей женщины» и даже возможности для определенной поэтической самореализации – женщины, привыкшие подчиняться авторитетам и еще не научившиеся опираться только на свои взгляды, приняли новую систему мифа о красоте, успешно маскировавшуюся под «свободу» чувственности, творчества и самореализации.
Вульф отмечает, что «кастовую систему красоты» принимают на веру даже те, кто склонен относиться критически ко всему остальному в мире. Скептицизм современности исчезает, когда заходит речь о женской красоте. Она до сих пор – и даже больше, чем когда-либо – описывается не как что-то определяемое смертными, формируемое политикой, историей и рыночной системой, а так, словно существует высшая, божественная власть, которая диктует бессмертное писание о том, что делает женщину приятной взгляду.
Многие исследователи сравнивали ритуалы красоты с религиозными обрядами, отмечали образы «искушения и греха» в описаниях диет, и даже анализировали буквальное включение религиозных (христианских) понятий в лозунги индустрии красоты. Вульф идет дальше, рассматривая буквальное использование традиционных техник мистификации и промывания мозгов, к которым обычно прибегают религиозные культы, в культе красоты.
Она описывает структуру новой религии, отталкиваясь от иудео-христианской традиции, которая пропитывает всю западную культуру и которую люди Запада прямо или косвенно усваивают с детства. Начинает Вульф традиционно, с «сотворения», в котором мужчина создан по образу и подобию Бога, но женщина сотворена из мужчины, лишь в дополнение к нему, вторичная и второстепенная. В религии красоты тело женщины всегда несовершенно, оно стремительно портится – стареет, полнеет, меняется. В мужчине внешние изменения – это следы опыта и индивидуальности, вызывающие уважение; в женщине они недопустимы. Вторичное и несовершенное, женское тело нуждается в рукотворных изменениях, от косметики до пластической хирургии, и многие из них болезненны, потому что боль «очищает» плоть. Большинство женщин испытывает постоянное недовольство своим телом и стремится что-то предпринимать по этому поводу, в то время как большинство мужчин спокойно принимает свои тела такими, какие они есть – «по образу и подобию Бога».
Первородный грех в религии красоты заключается в том, что женщины рождаются женщинами, и потому они несовершенны с точки зрения идеала красоты. Вульф приводит цитату из рекламы средства против старения, которое предлагается использовать уже в 21 год, потому что «причины старения уже начались, хотя признаки могут быть еще не видны». Несовершенства, невидимые и врожденные, преследуют любую женщину, и с точки зрения мифа она может лишь стремиться «искупить» этот грех, прикладывая все усилия для погони за недостижимым «совершенством». Там, где раньше финальным наказанием за первородный грех была смерть как таковая, теперь ею стала «смерть красоты». И если за смертью в христианстве следовала «жизнь вечная», то за смертью красоты следует жизнь долгая и мучительная, в порицаемом и уязвимом статусе «некрасавицы».
Если прежняя религия делала запретным и неизменно желанным воплощением первородного греха секс, то новая религия красоты назначает в качестве такового еду. Практически все христианские запреты и страхи, относящиеся к сексу, теперь относятся к еде: желание, искушение, «падение», страх, что «все увидят», отчаянные попытки очистить тело от признаков «падения», и бесконечное презрение к себе; страх, вина и стыд, которые следуют за удовольствием. И как прежде мужчинам секс был дозволен, в то время как женщинам – запретен, так и теперь мужчины могут есть, что хотят, в то время как женщины испытывают стыд за каждый кусок. Вульф отмечает много аналогий в ритуалах, отношении и формулировках, которые демонстрируют, насколько полным и всесторонним оказался перенос греховности.
В лучших религиозных традициях женщины живут в атмосфере постоянного невидимого наблюдения и оценки. Журналы, эксперты и даже подруги убеждают, что нужно постоянно «выглядеть на все сто», на случай, если встретишь Свою Судьбу (мужчину) по дороге к мусорному баку; что каждый лишний килограмм будет немедленно заметен окружающим, и за этим последует порицание; что даже невидимые пока признаки в любой момент могут стать видимыми. Даже в одиночестве многие женщины не могут избавиться от необходимости выглядеть привлекательно для постороннего критического наблюдателя, который не только следит, но и выносит суждения о каждом ее жесте и каждой морщинке, как прежде Бог наблюдал и судил каждое действие и каждую мысль. В результате, как религиозные фанатики, женщины становятся самыми жестокими судьями для самих себя.
Религиозные ритуалы неизменно включают в себя очищение, попытки избавиться от греховности – в культе красоты это вес и возраст. Вульф приводит многочисленные цитаты из лексикона индустрии красоты, которые демонстрируют ее привязанность к идее «очищения», порой буквально ассоциирующуюся с попаданием в рай. Женщина существует в постоянном цикле излишества и очистительного искупления. Вульф описывает ритуалы очищения в салонах красоты и центрах пластической хирургии, отмечает их сходство с религиозными ритуалами очищения, в которых человек передает себя в руки других, часто подвергается боли, порой получает шрамы или татуировки. По окончании очищения он становится «новым человеком», его подталкивают отказаться от прошлой жизни и начать новую – как бывает с прошедшими курсы похудания или пластическую хирургию женщинами, которым рекомендуют не просто наслаждаться своим новым социальным статусом «красавицы», но и избавиться от следов прошлого, например, сжечь фотографии.
Вульф описывает два культа новой религии: Культ Страха Возраста и Культ Страха Веса. Описывая первый, она анализирует то, как методы продажи антивозрастной косметики используют методы религиозных культов, чтобы смутить покупательницу и заставить ее подчиниться, ощутить свое несовершенство, купить продукт. Это и подача товара как «дара свыше», и вкрадчиво-навязчивые методики продаж, и «магический», непонятный, «особый» псевдонаучный язык, которым описывают товары индустрии, продукцию которой Вульф называет «миррой».
В рекламе этот загадочный бессмысленный язык доведен до совершенства лишь для того, чтобы прикрыть простой факт: кремы для кожи на самом деле ничего не делают. Вульф приводит статистику и факты, которые демонстрируют, как косметическая продукция для ухода за собой, принося производителям огромные прибыли, не приносит никакой пользы потребителям. Реклама косметики использует достижения науки – а также ее стиль подачи материала, с графиками и цифрами – для того, чтобы создать иллюзию действия, чтобы убедить потребительниц в существовании «незаметных глазу» врагов, которые скоро приведут ее к старению или другим несовершенствам, и даже в том, что действие их средств тоже может быть незаметным глазу, но на самом деле они якобы действуют. Подводя итоги этой иллюстрации абсурда, Вульф пишет: Если «враг» невидим, «барьер» невидим, «разрушительный эффект» невидим, и результаты помазания миррой «могут быть невидимы невооруженным глазом», мы оказываемся в пространстве чистой веры, где «наглядное доказательство» предоставляется в виде «заметного улучшения» количества ангелов, танцующих после применения средства на острие иглы.
Даже сами работники косметической индустрии признают, что их продукция не делает ничего; а правительственные организации, отвечающие за контроль над ней, неохотно говорят, что если бы эта продукция действовала так, как заявлено, то должна была бы считаться лекарственной, а не косметической, и проходить куда более строгие проверки. Но важнее всего то, что женщин постоянно обманывают на протяжении десятилетий, этот обман известен и участникам, и тем, кому положено их контролировать, но с ним никто ничего не делает, позволяя косметическим компаниям культивировать миф о красоте и использовать его для своей выгоды, а женщинам – терять огромные суммы, подрывая их и без того часто уязвимое финансовое положение.
Говоря о Культе Страха Веса, Вульф демонстрирует еще более откровенные методы «промывания мозгов», особенно очевидные в многочисленных системах группового и массового похудания, распространившихся по Америке, а затем и по миру. Логика контроля веса опасна тем, что опирается на техники, вызывающие у адепта зависимость от культового мышления и искажающие его восприятие реальности. Женщины, которые выбирают инициацию в культ, скоро обнаруживают, что не могут остановиться. Для этого есть веские физические и психологические причины.
Культы следуют авторитарной структуре – и тон рекомендаций диетологов имеет авторитарную интонацию. Культы проповедуют «отречение от мира» - и диеты требуют отказаться от мирского удовольствия еды, а следом от привычек и от прошлого. Члены культов считает, что им одним дарована истина – и женщины, сидящие на диетах, ощущают себя одновременно хранителями тайны своего несовершенства и проповедниками нового знания. Для контроля над мыслями участников культа используется шесть основных техник изменения состояния сознания: молитва, медитация, речитативы, групповые ритуалы, психодрама и исповедь. Все эти методы, или их близкие аналоги, используются в системах похудания: речитативы для отказа от еды, медитации на еду (ешьте одно яблоко полчаса), группы взаимопомощи и совместные занятия, публичное отслеживание своего питания и веса на специальных сайтах, и так далее. Играет роль внимание к мелочам, например, подсчет калорий, и постоянное ощущение вины за «запретные» желания. Женщины на диете постоянно следят за собой – и постоянно чувствуют оценивающий взгляд «авторитета», реального или воображаемого. Постоянное отслеживание будничных мелочей – вот как изменяется сознание женщины в отношении еды. Известно, что это отслеживание заставляет женщин чувствовать себя немного сумасшедшими. Но не признается, что они на самом деле немного сходят с ума… такая форма повторений, навязанная человеку, и так находящемуся в стрессовом состоянии, меняет функционирование мозга. В таком состоянии члены культов становятся более склонны к внушению, к перепадам эмоций под влиянием внешних факторов, к агрессии или к саморазрушительному поведению.
Сам по себе голод, который испытывают сидящие на диете – это один из давно известных инструментов воздействия на психику. Вместе со страхом непредсказуемого будущего, усиливаемым культом страха возраста, и ощущением долга – в данному случае «женского долга» быть «красивой и женственной», еще одной части религии красоты – эти методы использовались и используются по всему миру для того, чтобы удерживать людей в подчинении и не давать им задуматься о своей ситуации и о том, как ее изменять.
Красота становится для женщины новой добродетелью, обещанием социального статуса и последующей награды, за которую стоит пострадать сейчас. Вместо реализации своих желаний женщины подчиняются поговорке «красота требует жертв» и жертвуют собой – своим временем, силами, деньгами, здоровьем, удовольствиями, целями в жизни – ради красоты и ее отдаленных обещаний.

Продолжение следует

С книгой знакомит - Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы "Гендерная демократия" Фонда им. Генриха Бёлля.

источник на ЧасКоре

@темы: феминизм, деконструкция мифов

---

Обвинение жертвы - определение

Жмуров В.А. Большая энциклопедия по психиатрии, 2-е изд., 2012 г.

Обвинение жертвы (biaming the victim) – в социальной психологии - механизм защиты собственной самооценки в виде тенденции обвинять людей за их страдания (то есть формировать «диспозиционную атрибуцию»), обычно мотивированная желанием считать мир «справедливым», устроенным по принципу, согласно которому люди страдают поделом, они ленивы, глупы, распущены и по своей воле выбрали свою жалкую участь , это они сами, своими слабостями и пороками навлекли на себя свои страдания и потому не заслуживают ни сострадания, ни милосердия. Ничего подобного, уверен думающий так индивид, с ним не случится и случиться никак не может, так как это будет несправедливо, потому что он уж точно не такой, как все эти ничтожные люди. Именно так думает едва ли не каждый преуспевающий и безответственный негодяй о жертвах своего насилия, властолюбия и мошенничества, свидетельств чему встречается в литературе разных эпох и в хронике настоящего времени встречается во множестве. Точно таким же, но с разным успехом скрываемым образом относятся к простым людям элитарные слои общества, народ в их глазах – это «быдло», «скот», «раса рабочих», «пушечное мясо», «электоральная масса» и вообще некая низшая антропологическая категория, судьба которой - быть объектом унижения и эсплуатации. Многие представители элиты по своим личным качествам не идут ни в какое сравнение с теми, кого они называют «быдлом».

http://vocabulary.ru/dictionary/978/word/obvinenie-zhertvy

---

Игры, в которые не играют феминистки

Перепост из http://www.feminismru.org/publ/nashi_stati/igry_v_kotorye_ne_igrajut_feministki/4-1-0-70

Вся наша жизнь – игра. Сыграем?

Вся наша жизнь, как известно, - театр, и без игр жизнь наша была бы слишком скучной, грубой и жестокой. Это заметил и американец Эрик Берн, написавший свою книгу «Игры, в которые играют люди» почти шестьдесят лет назад. Столь давний срок популярности его книге не убавил, и в русском медиа-пространстве на него по-прежнему охотно ссылаются. Игры, о которых я вам хочу поведать, в книге Берна не описаны, с моими выводами можно соглашаться или не соглашаться, но сначала я хочу вам предложить сыграть со мной в одну игру.

Игра «Борщ»

Игра называется «Борщ». Все мы живем и варимся в окружающем нас обществе и пропитывающей его культуре. Культура общества, принятые в нем понятия о добре и зле, красоте и уродстве, что такое хорошо и что такое плохо – все это тот бульон, в котором мы тихонько кипим всю жизнь, в качестве ли кусочка свеклы, или картошки, или лука, в зависимости от нашего пола, происхождения или национальности. Варясь в этой кастрюле, трудно ощутить, чем вкус русского борща отличается от итальянского томатного супа или протертого лукового английского. Хорошо, если успеешь заметить, что вот этот кусочек лука ты уже встречал в детстве, а эта свекла тебе кого-то отдаленно напоминает, может быть, тебя самого... Вкус же конечного продукта можно почувствовать лишь тогда, когда стоишь над кастрюлей с поварешкой, и вдыхаешь аромат варева, глядя на него с высоты своего человеческого роста. Эту игру можно выразить и так: Нет пророка в своем отечестве, или Лицом к лицу лица не увидать.

Вот уже почти десять лет я варюсь в другой кастрюле, которая называется западно-европейская культура, и иногда, взобравшись на кухонную полку, пытаюсь различить, чем аромат скандинавских супов так непохож на вкус борща. В последнее время, чуть больше года, я все чаще киплю в борще русского интернет-пространства, пробую на вкус новые ингредиенты в виде дискуссий и статей, которых раньше не было, принюхиваюсь к новым ветрам и ароматам, иногда добавляю скандинавского перчику, а потом опять забираюсь на кухонную полку. Моя кастрюля называется «Феминизм».

В моей игре, или статье, я приглашаю вас забраться со мной на удобную кухонную полку, и посмотреть на кастрюлю с борщом немножко сверху. Мы будем иногда сверяться с кулинарными книгами, и это будет не только книга Берна. Итак, начнем?

Игра «Поддавки»

Игра, в которую играют женщины с мужчинами на всем постсоветском пространстве, называется очень просто: Поддавки. «Видимо, самая тщательно охраняемая тайна России состоит в следующем: женщины не глупее и не слабее мужчин – наоборот. Но никто не говорил об этом мужчинам», - пишет финская тележурналистка в своей нашумевшей книге «У них что-то с головой, у этих русских».

Именно в том, чтобы никогда этого мужчинам не говорить, не давать понять и не показывать, и состоит эта игра. Женщины делают вид, что без мужчин они ничегошеньки не смогли бы. Мужчины, принимая игру, делают вид, что они и так это знают, ничем не выдавая своих истинных эмоций. Все довольны, всех все устраивает, пока игра не переходит дозволенных границ. А в последнее время это случается все чаще и чаще.
«Мы и так командуем мужчинами. Вся тонкость в том, чтобы убедить мужчину, что он принимает решения», - считают женщины.

В этой игре, без сомнения, ведут мужчины. Счет на сегодня таков: зарплата за ту же работу – 100:70, представительство в федеральных советах – 8:2, процент тех, кто хотел бы сохранить свой пол, если бы была возможность выбора – 92:64. Одним из следствий игры является то, что женщины официально оцениваются в обществе лишь по одному критерию – их привлекательности для мужчин, вторым – то, что женщины предпочитают скрывать свои способности и ум, так как их демонстрация может быть неприятна мужчинам.

На Западе эта игра вышла из моды еще в семидесятых, после второй волны феминизма и сексуальной революции. С мужчинами ничего не случилось, они живы, здоровы и процветают, также, как и общества развитых западных стран. Светлана Кольчик, заместитель главного редактора российской версии журнала «Мари-Клер» так описывает реакцию французских мужчин на игру «Поддавки», в которую российские женщины продолжают играть, даже работая за границей: «Вы, русские девушки, ведете себя как инвалиды. Вы пытаетесь казаться слабее, чем вы есть на самом деле». (радиопрограмма «Культ женственности в России»). Западные мужчины отвыкли от игры очень быстро, и возврат к ней вызывает у них лишь недоумение. На Западе играют теперь в другие игры.

Вся вина феминисток состоит в том, что они громогласно отказываются играть в эту игру, и подвергают сомнению ее нужность и необходимость. За это их называют мужененавистницами и приписывают недостаток гибкости.

Игра «Забота»

Мужчины же играют с женщинами в другую игру, которая является логичным продолжением женской игры «Поддавки». Мужчины играют в заботу. Раз женщины такие беспомощные, глупенькие и слабые, то о них необходимо заботиться. Когда мужчины перестают о женщинах заботиться, женщины начинают переживать и обвинять мужчин, что они «не мужчины».

Забота мужчин распространяется на все сферы жизни женщины. Мужчины заботятся, чтобы женщины не перестали рожать, чтобы они всегда хорошо выглядели, чтобы они никогда не сомневались в том, что мужчины о них заботятся, чтобы они никогда не забывали о том, что мужчин надо беречь, и о том, чтобы они помнили, что без мужчин они абсолютно ни на что не способны, чтобы они не нахватались вредных теорий феминизма, которые ни к чему хорошему не приведут, и так далее. В последнее время мужчины особенно рьяно начали заботиться о том, чтобы женщины вели себя осторожно, так как если они будут вести себя неосторожно, то их легко изнасиловать.

Вот советы, звучащие особенно часто в последнее время с самых высоких и тиражных трибун России, газет и телевидения:

Священник Чаплин: не носить короткие юбки, не появляться на людях пьяной, не вести себя вызывающе, соблюдать нормы приличия в одежде, искать спутника жизни не на улице или дискотеке, а в других, приличных местах. Чаплина многие поддержали, и вся Россия на полном серьезе пару недель обсуждала введение дресс-кода: платочек на голове, длинная юбка, взгляд в пол.

Журналист газеты "Новые Известия" тоже внес свою лепту на днях, заботливо предложив женщинам: не играть с мужчинами в игру «Динамо» (кстати, одна из игр, описанных Берном), не ходить в ночные клубы, всегда платить за себя самой, чтобы не быть латентной проституткой, отказаться от убеждения, что секс с мужчиной до брака – это нечто греховное. Журналист обещал, что если выполнить все рекомендации, то женщин и насиловать не придется.

В Часкоре опять же напечатали заботливую статью «В поединке с насильником». Степень заботы поражает и здесь: так как насильники начали надевать на причинное место «лепестки защиты», то нужно теперь применять другие методы обороны. В ход идут шариковые ручки, японские палочки, а также специально выращенные норки, которые натасканы на запах мужских выделений. Норок надо носить в кармане шубки или муфточки. И всегда необходимо помнить о том, чтобы не причинить слишком большого вреда насильнику, иначе в суд придется пойти женщине, а не ему.

Как видим, в игре «Забота» мужчины просто превзошли самих себя. Вся забота, без исключения, направлена на женщину. Наиболее частый совет, рефреном звучащий во всех темах об изнасилованиях, такой: не ходить по темным улицам одной. Звучит и совет «не быть жертвой» - довольно трудновыполнимый и расплывчатый, вы не находите? В качестве реализации предлагается носить день и ночь солнцезащитные очки, чтобы скрыть страх в глазах.

Ценность этих советов немного блекнет в свете последних социологических исследований, проведенных (гм) на Западе. Оказывается, насильником в подавляющем большинстве случаев является не маньяк в темном переулке, а недавний знакомый, которому вы доверяли, друг или даже родственник. В новом освещении игра «Забота» вдруг перестает быть томной. Оказывается, забота направлена не на то, чтобы обезопасить женщин, а на то, чтобы сделать изнасилования узаконенными и оправданными, и обвинить саму жертву изнасилования в том, что она что-то не так сделала, где-то не доглядела, сама виновата. Игра «Забота» вдруг незаметно превращается в другую игру, которую можно назвать «Не виноватый я!».

Феминистки, отказываясь играть в игру «Забота», и называя ее без обиняков игрой «Не виноватый я!», предстают в глазах общественности этакими размахивающими руками активистками, поднимающими шум на пустом месте и воюющими с ветряными мельницами. Последними кампаниями этого рода в России были сбор подписей под Петицией Патриарху (о выступлении Чаплина) и акция медиа-протеста «Против оправдания изнасилований в СМИ», толчком к которой послужила уже упомянутая статья в Новых Известиях.

На Западе в игру «Забота» давно не играют. Она вышла из моды в то же время, что и «Поддавки», что логично, так как эти две игры дополняют друг друга. Игра же «Не виноватый я!» закончилась с началом серьезных научных исследований в области социологии, материалов на эту тему на Западе просто пруд пруди, и благодаря постоянным публикациям в прессе «культура изнасилования» сама себя благополучно изжила.

Игра «Проститутка»

Обвинения типа «все вы проститутки» до недавнего времени встречались лишь на диких форумах без модерации, где неизвестные мужчины обвиняли неизвестных женщин в том, что если они принимают подарки от мужчины, с которым спят, то это – вид проституции, или – еще круче – если женщина выходит замуж, то она проститутка, так как мужчина зарабатывает больше. Но все игры, которые ведутся подпольно, на диких неконтролируемых территориях обыденной жизни, рано или поздно показываются и в общественном медийном пространстве. Случилось это и с игрой «Проститутка», в тех же Новых Известиях. Журналист заявляет: «В психологии попытки женщин в обмен на секс переложить на мужчин решение своих материальных проблем называют «латентной проституцией». Некоторые мужчины в свою очередь воспринимают женщину как вещь, которую они покупают. Выход – не давать повода считать себя проституткой. Чего же здесь плохого?»

Итак, мы наблюдаем уже другую игру, давайте назовем ее «Прощупать границы». Преданно играя в «Поддавки» с мужчинами, женщины невольно искушают мужчин попробовать: а как далеко в этой игре можно зайти? Игра «Проститутка» - лишь одна из разновидностей игры «Прощупать границы». Не секрет, что, в отличие от западных стран, где когда-то победил феминизм, на постсоветском пространстве у мужчин одна забота – принести деньги в дом, а у женщин – три: принести деньги в дом (желательно меньше, чем мужчина, чтобы не дай бог не обиделся, вспомним Гошу из «Москва слезам не верит»), этот самый дом содержать в порядке, и – растить детей. За две последние функции женщинам никто не платит, а границы прощупываются так, как описано выше: если вместо благодарности за этот безвозмездный труд еще и начать называть женщин, выходящих замуж, проститутками – проглотят они это или нет? Если самим же женщинам и поставить в вину то, что они (надеясь на понимание со стороны мужчин и заботясь об их чувстве собственного мужского достоинства), не требуют себе равной зарплаты за равную работу, и начать называть их проститутками за то, что принимают подарки от мужчин – и это проглотят?

Эээ... науке это неизвестно, и будущее покажет. Пока же можно констатировать лишь одно: в своей попытке нащупать допустимые границы журналисту удалось заботливо назвать сразу всех женщин России проститутками. Этот ляпсус, скорее всего, случился не нарочно. Так совпало, что в Комсомольской Правде» напечатали очерк одной американской журналистки из Форбеса о загадочных русских красавицах, о которых мечтают мужчины всего мира. В очерке отмечается одна черта, которая явно выделяет российских женщин: они гордятся тем, что никогда за себя не платят. «Они бегают по льду на шпильках, редко плачут и никогда за себя не платят» - вот такие они, российские женщины.
Российские же мужчины, естественно, обидятся, если женщина предложит им за себя заплатить. Как пишет финская журналистка: «Меня больше не смущает, когда русский мужчина придерживает мне дверь или платит за мою чашку кофе – это простая вежливость, никто не собирается заводить со мной интрижку. Я больше не настаиваю, что заплачу сама… – ни к чему, кроме спора, это не приведет… Женщина, которая упорно навязывается со своими деньгами, отнюдь не пропагандирует скандинавское равноправие. Русский мужчина в её поведении ничего не поймёт. Он только обидится и растеряется».

Казалось бы, вот пример гармоничной игры – поддавки с одной стороны (конечно, женщина может заплатить за свой кофе или обед), забота с другой стороны (рыцарское и джентльменское поведение – заплатить за беспомощную и слабую женщину) – все должны быть довольны и счастливы. Но тут игра входит в ту фазу, где начинают прощупываться и нарушаться границы дозволенного. И женщины, гордящиеся тем, что никогда за себя в кафе не платят, оказываются все как одна проститутками, пока, правда, латентными. Игра «Забота» переплелась с игрой «Не виноватый я!» - заплатив за кофе, мужчина хочет получить законное право на секс, чтобы изнасилование выглядело не изнасилованием, а закономерным развитием событий. После чашки кофе.

Обострение интереса к игре «Прощупать границы» можно явственно наблюдать перед каждым праздником 8 марта. Игра «Проститутка» забавно вплетается в нее фильмом о счастливой судьбе одной проститутки «Красотка», которым поздравляют вот уже несколько лет всех женщин России с их праздником. Свои границы в этой игре пока четко обозначают лишь феминистки.


Игра «Ату, феминистки!»

Ну, эта игра известна всем настолько, что ее и описывать не надо. Все знают, что феминистки – это бородатые мужеподобные женщины, которым когда-то в жизни страшно не повезло, и с тех пор все не везет и не везет. С мужчинами, естественно. Поэтому они и занимаются всякими неприличными глупостями, размахивают руками и транспарантами там, где надо всего лишь ласково и в нужную минуту сказать рядом пребывающему мужчине правильное тихое слово.

Игра ведется в одни ворота, и феминисткам постсоветского пространства, которых можно пересчитать по пальцам, приходится в ней участвовать, даже если им и неохота. Ни в СССР, ни на постсоветском пространстве никто толком не знал и не знает, что такое феминизм, включая журналистов. Поэтому все его на всякий случай боятся, к тому же он заканчивается на «изм», так же, как и не к ночи будь помянутый коммунизм или социализм. Свят, свят.

Все сведения о феминизме на русском языке исчерпываются двумя книгами: «Загадка женственности» (Бетти Фридан, 1963) и «Конец феминизма, или Чем женщина отличается от человека» (2005) А. Никонова. Последняя ведет в счете 10.500.000 : 1500 (согласно Яндексу). Понятно, что борьба неравная. Книга Никонова – это классическая азбука антифеминизма, необычайно в России популярная. Именно из нее и выросла игра «Ату, феминистки!». Статья в Википедии «Феминизм» - лишь свидетельство того, как непонятен и чужд феминизм постсоветскому менталитету, и все, пишущие о феминизме по-русски, обязательно упоминают суфражисток 19 века, забывая о том, что Запад живет с феминизмом каждый день вот уже пятьдесят лет как.

Но вернемся к нашей игре. Немногочисленным русскоязычным феминисткам, которые также редки, как представители некоторых исчезающих видов животного мира, приходится играть в эту игру следующим образом. Каждый раз, когда им хочется что-то сказать обществу, им нужно пройти проверку на безопасность. Их окружит любопытствующая толпа, которая будет дергать их за подбородок, проверяя наличие бороды, поднимать юбку, чтобы убедиться, как они мужеподобны, дергать за длинные волосы, чтобы удостовериться, что это не парик, и в конце концов, разочаровавшись, строгим тоном требовать паспорт со штампом о замужестве и наличии детей. После этого толпа, удовлетворив свое любопытство, обычно расходится, не слушая дальше, потому что и так все понятно, что они скажут.

Игра эта приобрела несколько новые оттенки в последнее время. Феминисток стали иногда осторожно приглашать на телевидение и радио, и иногда предоставлять им место на газетных полосах. Раздаются и редкие мужские голоса, тоскующие по сильным и равным женщинам и заявляющие, что общество, в котором управляющий класс состоит из мужчин, – неполноценное (Густав Гусейнов в Слон.ру со статьей «Берлускони и 23 февраля»). Но это случается редко.

Не могу сказать, что феминистки очень популярны на Западе. Но они там есть, их много, и они борются, спорят и действуют. В России же феминисткам приходится прятаться и от мужчин, и от женщин. Возможно, если издать хотя бы несколько книг о феминизме, которые уже пятьдесят лет как классика на диком Западе, игру и удалось бы превратить в «А что это за зверь такой, феминизм». Но пока этого не произошло, и гендер, и феминизм остаются чем-то странным, чуждым и непонятным на всем постсоветском пространстве. Вот такая игра.

Надеюсь, вам было не очень скучно на нашей международной кухонной полке, откуда мы попробовали вместе заглянуть в разные кастрюльки под названием Феминизм.


Автор: Таня Крис, Дания

@темы: патриархат, деконструкция мифов

---

Жозеп-Висенте Маркес "Против абортов или против женщин?"

Перевод статьи каталонского социолога , сделаный Accion Positiva с её же пометками.


Они объявляют себя противниками абортов, а на самом деле они - сторонники наказаний

Выступающие за пенализацию абортов притворяются, когда говорят, что они выступают против абортов. Уголовно преследовать или наказывать за аборты вовсе не означает возможность избежать или искоренить их, но пролайфовцы упорно дают понять, что они заняты борьбой и своеобразным крестовым походом именно против абортов. Их аргументация создает видимость теории борьбы с абортами, хотя на самом их дискурс сугубо об установлении уголовной ответственности за их совершение, а не об их профилактике. С помощью этой видимости пролайфовцы пытаются загнать противников пенализации абортов в неудобное положение их пропагандистов. Нельзя позволить пролайфовцам беспрепятственно это проделывать. Если быть противником абортов означает выступать за их профилактику, то единственными антиабортистами являемся мы: те, кто выступает за гендерное равенство, за преодоление коитальной фиксации (и компульсивной гетеросексуальности - Accion Positiva), за доступность контрацепции и за абсолютный примат социальной защищенности детей. Борцы за пенализацию абортов не могут называть себя противниками абортов, точно так же как не могут называться филантропами те, кто призывает бороться с уличными нищими "твердой рукой".

(Они не хотят, чтобы абортов больше не было, они хотят, чтобы аборты стали подпольными и опасными. Как только наша сексуальность будет свободной и рождение детей станет личным праздником за общественный счет, тогда аборты окажутся никому не нужны. До тех пор, пенализировать аборты означает не что иное, как наказание жертвы. Мы - против абортов, они - против женщин).


Их "теория" состоит в одном-единственном утверждении: оплодотворенная яйцеклетка - это жизнь

Сторонники пенализации абортов на самом деле твердят одно: фетус - это человек. Остальная часть их дискурса - это просто оскорбления. Однако и главный аргумент пролайфовцев необходимо отследить среди словесной мишуры и взрывной демагогии. Откровенно и прямо называть фетус человеком они всё-таки не решаются и предпочитают говорить о жизни или о человеческой жизни, создавая тем самым двусмысленность.
Но, с каких позиций можно упорствовать в приписывании статуса человека оплодотворенной яйцеклетке? - С позиций провиденциализма и асоциальных и недружественных с идеей свободы концепций человека. С позиции провиденциализма (кстати, вполне еретической) можно говорить о том, что у человека есть душа, и что душу человеку дает бог и делает это почему-то (наверное, по причине неисповедимости собственных путей) именно в момент зачатия, а не в момент, когда отходят воды, или в момент прорезания первого зуба мудрости (обратите внимание, что при таком раскладе доказать божье всемогущество представляется трудной задачей. Еще хуже дело обстоит с возможностью осуществления богом собственного всемогущества). Другие позиции, которые позволяют говорить о человеке до его рождения, состоят в том, что не придается никакого значения принципу минимальной автономии, подразумевающему физическое отделение от другого человека, которое одно и позволяет осуществлять взаимодействие между людьми и тем самым - воплощать человеческое существование как социальное бытие. Ну а свобода тут вообще ничего не значит, ибо даже свобода движения для них ничего из себя не представляет.
Обратите внимание, преувеличительное называние фетуса человеком почему-то не влечет за собой никаких "человеческих" последствий (фетус не крестят, не делают ему метрику и пр.), а только лишь запрещение аборта.
Иногда они делают усилие по интеллектуальной утонченности и говорят о том, что фетус - это семя будущего человека. Таким образом они полностью игнорируют дифференциальный эволютивный порог. Ибо на самом деле совершенно не очевидно, что вещь уже есть то, чем она может стать.


Следите за руками: ловкое жонглирование концепцией жизни

Сторонники пенализации абортов любят представить себя как защитников жизни. В самом деле, о жизни они говорят гораздо больше, чем о людях. С этой целью они проделывают следующие операции: 1) берут термин жизнь в качестве обозначения, то есть в том смысле, в котором все признают наличие жизни в фетусе, как признают ее наличие в растениях, в клетках и в животных; 2) затем они заряжают термин жизнь в качестве коннотации максимальным количеством аффективности и сакральности, то есть, придают этому термину смысл, который мы специфически соотносим с человеческим существованием (экзистенцией - Accion Positiva); 3) "забывают" сделать (и скромно об этом умалчивают) единственно логический из предыдущих двух пунктов вывод: ультрафранцисканский ужас наступить на живую траву, своеобразный экологический мистицизм; 4) вместо этого прямо переходят к моральному терроризму: "Если ты не хочешь осудить тех, кто делает аборты, значит, ты - против жизни".

(Если бы, по крайней мере, они были причастны логике, они бы сказали: "То, что вы называете сбором урожая, есть бесчеловечная бойня". Но их логика такова: фетус есть жизнь, человек есть жизнь, значит фетус есть человек. С тем же успехом они могли бы сказать: фетус есть жизнь, Священный Синод есть жизнь, значит фетус есть Священный Синод).


Пенализаторский дискурс манипулирует понятием фетуса через своеобразный "временной туннель"

Мы уже отметили, что пролайфовцы идентифицируют семя с плодом, игнорируя тем самым дифференциальный эволютивный порог, с тем, чтобы настоять на том, что фетус уже представляет собой человеческое существование. Но это не единственная манипуляция или трюк магии. Так, они говорят о "семени", когда просто хотят вкратце упомянуть что-то биологическое, но это "семя" тут же превращается в "ребенка", когда они хотят вызвать эмоции у аудитории описанием аморального поведения "матери" (так как параллельно они упорно называют беременную женщину "матерью"). Однако, когда они начинают расписывать картину мрачных последствий аборта для всего общества, ребенок превращается в будущего гения или "полезного гражданина" - причем надо отметить, что они опускают слово возможно, когда говорят о будущем гении или "полезном гражданине", равно как и не рассматривают возможную гениальность или гражданскую полезность женщины, которая может быть лишена возможности их осуществить на благо общества из-за несвоевременной беременности.
Именно среди магических эффектов и должно быть помещено "право на жизнь", за которое делают вид, что борются пролайфовцы. Это жонглирование термином "жизнь" в совокупности с иллюзионизмом в отношении времени: фетус должен одновременно существовать и не существовать как человек, чтобы софизм функционировал: фетус должен быть человеком, чтобы самому по себе уже иметь право на жизнь, и одновременно не должен им быть, чтобы иметь "необходимость" в помощи третьих лиц по предоставлению ему права на жизнь, которое в действительности было бы неким предполагаемым правом эмбриона на возможность развиться в человека. Дико. Лого-магия "разрешается" утверждением, что фетус уже есть ребенок, ну а ребенок, разумеется, имеет право на жизнь.

(Короче, нам говорят: "А способны ли вы, будущая мама, которая еще не мама, и будущая бабушка, которая еще не бабушка, убить будущего компетентного инженера-строителя дорог, мостов и портов, который отчаянно защищается погремушкой и скрывает собственные знания и умения за плоской энцефалограммой?")


Дополнительное оскорбление как дополнительный аргумент, предваряемое дополнительной ловушкой

Если предположить, что фетус является человеческим существом, - а это единственное утверждение пролайфовцев, не являющееся оценочным суждением, - то тогда аборт действительно был бы гомицидом. Но пенализаторы абортов не говорят о гомициде, они говорят об убийстве. Эта ловушка необходима пролайфовцам потому, что эти ревнивые защитники жизни находят некоторые случаи причинения смерти не только желательными, но и похвальными. Ну, а значит аборт следует объявить убийством. С этого момента пенализаторский дискурс превращается в нанизывание оскорблений. Аборт оказывается не только убийством, но и убийством беззащитного существа, затем убийством беззащитного существа собственной матерью, затем - влезая в тавтологию голословности - беспричинным убийством беззащитного существа собственной матерью, затем - наддавая прилагательных - беспричинным убийством беззащитного существа собственной бездушной матерью. После того, как возможности предикации в отношении бездушной матери исчерпаны, можно перейти к оскорблениям тех, кто протестует против пенализации абортов. Используется смыслонагруженная терминология: "убить" вместо "прервать беременность" и т.д. (Однако, когда речь заходит об авторитарных политиках, включающих гомицид, они начинают говорить о "выкорчевывании" и "оздоровлении", а трудовой гомицид у них называется "несоблюдением правил техники безопасности")

(Еще они не говорят: "То, что вы называете сбором урожая, есть на самом деле постыдное бесчеловечное убийство беззащитной пшеницы")


Чем же так замечателен фетус? - Противоречия пролайфовского дискурса в его же контексте

Ранее мы рассмотрели собственно пенализаторский дискурс. Если же рассмотреть его в том самом контексте, в котором он возникает, обнаружатся много нестыковок, обычно хорошо известных. Напомним некоторые из них:
1. Предпочтительно "ребенка" защищают в его внутриутробном периоде и забывают о нем, когда он родился. А как тогда с правом "ребенка" жить не в невротизирующем обществе, принадлежать к неэксплуатируемому классу, к неугнетенной нации и т.д.? Где право быть желанным? А быть спрошенным насчет родиться?
2. Противоречие между стремлением к увеличению возможной жизни и безразличию к уже существующей. Во имя чего этот приоритет увеличению количества родов над заботой об инвалидах, стариках или брошенных детях?
3. Противоречие между протестом против абортов и одновременном протесте против доступной контрацепции, сексуального просвещения. Так хотят ли они предотвратить аборты?
4. Противоречие между позицией "против" абортов и "за" смертную казнь, вооружение и перевооружение (они говорят о том, что фетус "невинен", - а ведь так же "невинны" грибы, которые безнаказанно поедаются. (Не говоря уже о говядине - Accion Positiva))
5. Противоречие между стремлением пенализировать добровольное прерывание беременности женщиной и "натурализацией" абортов от плохих условий работы, материальной нищеты или от побоев будущего папаши. Что, аборты "естественны" только тогда, когда они не добровольны?
6. Противоречие между борьбой с абортами и отсутствием таковой против сведения сексуальности к коитальной продуктивности, против внутрисемейных изнасилований, против подавления сексуальности как причины возникновения ситуаций, ведущих к осложнениям в виде абортов.

Однако, все эти противоречия на самом деле кажущиеся. Так, "против" абортов и "за" смертную казнь логически связаны, так как оба являются пенализацией: "лучше наказать, чем предотвратить". "Против" абортов логически дополняется "против" контрацепции, так как оба служат подчинению сексуальности репродуктивным целям. Точно так же не является противоречивым стремиться увеличить число рождений и в то же время плевать на уже имеющие людские и природные ресурсы - и то, и другое суть проявления инфантилоидной безответственности. Таким образом становится очевидным, что за внешним дискурсом пролайфовцев стоит скрытая идеология.


Латентная идеология пролайфовцев

- больше детей, давай-наяривай

Увеличением числа рождений общество обеспечивает себе обильную прибыль людского ресурса. В этом смысле пролайф ничем не отличается от политик запрета на сексуальность без репродуктивных целей, сведения сексуальности к генитальности и высмеивания и запрета на сексуальность после окончания возрастного репродуктивного цикла. Логика этого натализма/репродуктивизма двойная: дешевое обеспечение пополнения людского ресурса в период повышения смертности (войны, экономические и социальные потрясения, периоды после стихийных бедствий или эпидемий) и специфические нужды любой доминантной группы в дешевой рабочей силе. Натализм проектируется доминантной группой, демагогически утверждая большую ценность "новой жизни" в сравнении с качеством таковой у уже живущих, насаждая понятие о ребенке как о родительском подвиге или игрушке, замалчивая драматические данные несчастного детства.

(Не стоит подменять количеством новорожденных качество их жизни. Речь не идет - как они это утверждают - о выборе между рождением ребенка и беззаботной жизнью чайлдфри. Речь идет о выборе между счастливыми и несчастными детьми. Цветы (по) жизни не плачут. Почему они стремятся наклепать как можно больше детей и вырастить как можно меньше цветов? Не потому ли, что людоеды не питаются цветами?)


- "поставить женщину на место" и поместить в нее фетус

Всякий натализм подразумевает сведение женщины к более-менее приукрашенной роли инкубатора. Однако, самое откровенное проявление мизогинии в натализме - это отказ женщине в способности морального различения посредством пенализации абортов. Хотя время от времени пролайфовский дискурс "сочувствует" имиджу доведенной до отчаяния, загнанной в угол обстоятельствами женщины (любимое занятие мачизма: наслаждаться зрелищем женской "слабости"), возможность прерывания женщиной беременности по субъективным этическим причинам даже не рассматривается, отказывая таким образом женщине в возможности решать, готова ли она предоставить свое тело выполнению материнских функций или нет. По их мнению, женщине не дано элементарно озаботиться будущими условиями существования рожденного ребенка, материнство инстинктивно - и точка. Точно так же пролайфовцев не заботит тот аспект проблемы, что аборт является насильственным вмешательством и видом насилия над телом женщины. А между тем, именно это в первую очередь делает аборт нежелательным.

(Женщина - нечто большее, чем мать. Мать - нечто большее, чем родильная машина)


- заставить заплатить цену "за удовольствие"

За пенализацию абортов выступают те, кто уверен, что сексуальное удовлетворение перверзно, и удовольствие, получаемое от секса, должно иметь "темную" обратную сторону. Всякое удовольствие должно быть отомщено. За него надо нести наказание и желательно пожизненное. Поэтому им так нравятся торжественные фразы замогильным тоном: "Надо было раньше (головой) думать", "Теперь пеняй на себя", "Любишь кататься, люби и саночки возить," "Взялся за гуж, не говори, что не дюж". Стремление пенализировать аборты здесь идет рука об руку с борьбой с контрацепцией, потому что и то, и другое позволяет "уйти от расплаты". Заодно они называют половые инфекцией "карой". Их культура - это мракобесие и зависть, дискурс, катящийся по плоскости "подавление-фрустрация-проекции на соседа-зависть-морализм/ханжество-личная месть на службе социальных репрессий". Или разговорным языком: "Если "эти" себе все "это" позволят и при этом не понесут ответственности, я буду выглядеть идиотом".

(Рождение ребенка спустя девять месяцев после коитуса, не делает коитус лучше или хуже, он так и останется либо актом наслаждения, свободных взаимоотношений, либо их противоположностью. Наслаждаться, не причиняя вреда другим, не является менее честным, чем страдать, не принося никому пользы (ну, кроме тех, кто наживается на эксплуатации "юдоли скорби")

Почему бы не назвать скотством усилия, прилагаемые к тому, чтобы наслаждение казалось скотством?


- хотя постойте, какое там наслаждение?

Заметим, что обсессивное стремление заставить "заплатить цену" действует несколько странно в случаях, когда зачатие происходит в результате сомнительного для женщины удовольствия от подчинения или в качестве гарантии - чаще всего полностью нафантазированной - "удержания мужчины". Здесь антиабортивный дискурс опять поворачивается к нам своей мизогинной стороной: женщина должна заплатить цену не за собственное удовольствие, а за удовольствие мужчины. Так замыкается круг и сексуальные предрассудки уступают место мачистским. Тут уже невозможно не утверждать, что запрет на аборты является частью мужского господства, и что фетус - действительно человек и даже больше: ему приписано исполнять обязанности тюремщика женщины. Феминистки совершенно правы в своем подозрении о том, что если бы рожать приходилось церковникам и политикам (и не только им - Accion Positiva) право на аборт было бы священным. Знаете, мне, как социологу, приходилось иметь дело с предположениями гораздо менее вероятными.

(Аборт незаконен, потому что это "женское дело". Зато война - мужское).

Поклонение фетусу не есть гуманизм, лишь антифеминизм.

@темы: антифеминизм, деконструкция мифов, репродуктивное право

---

Срач в честь гендерных праздников

в одной вшивой газетенке решили сделать подарок мужчинам на 23е и накропали статью, которая как дважды два доказывает, что все беды в мире от баб, а бедные мужчинки задискриминированы по самое не могу. я поржала и забыла. но нашлись люди, воспринявшие это поднятие задней лапки всерьез, и решившие оскорбление не спускать, а таки добиться извинений от лжеца и на будущее припугнуть всех подобных писак. свобода слова свободой слова, но за оное слово надо уметь ответить. были собраны подписи обидевшихся, написано и отправлено письмо, но история на этом не заканчивается. журналистик в свою очередь посчитал, что прав тот, кто громче кричит, а т.к. кричать ему помогает газета, то взял в помощники некоего академика (к слову, не РАН, а от какой-то общественной организации) и судью. и вот вместе они накричали еще одну статью, где повторно завели плач ярославны, сдобрив наукообразностью. к счастью, среди журналистов мужского пола достаточно вменяемых представителей рода человеческого.


Игорь Янович
Не дискриминируйте меня, я сам!
Вся правда о дискриминации мужчин в России

Оказывается, права и свободы мужчин в нашем отечестве беззастенчиво попираются женщинами, которые пользуются своими многочисленными привилегиями. Они загоняют мужчин в армию, назначают себе в судах меньшие сроки за аналогичные преступления, подло прикрываясь детьми, не достигшими 14-летнего возраста. Женщины рожают детей вопреки желанию мужчин или подвергают свои тела жутким операциям с единственной целью нанести огромный моральный вред мужчине, лишив его права на воспитание ребёнка. А ещё женщины повсеместно несправедливо засуживают мужчин за изнасилования, которым подверглись, потому что нагло пытались выпить чашечку кофе со знакомым на халяву. Наконец, женщины злостно перекрывают мужчинам доступ в лечебные учреждения и насильно «заражают» их алкоголизмом, чтобы снизить продолжительность их жизни.

О’кей. Давайте же наконец рассмотрим вопиющие примеры дискриминации мужчин. В преддверии Дня защитника Отечества газета «Новые Известия» (18.02.2011) решила напомнить нам о конкретных примерах дискриминации сильного пола. Мы разберём некоторые из примеров так называемой дискриминации мужчин, упомянутых в статье, чтобы продемонстрировать, как на самом деле происходит ущемление в правах представителей мужского пола.

Женщины освобождены от обязательного призыва в армию

Это и правда нечестно, но если завтра будет принят закон, вводящий обязательный женский призыв наравне с мужским, то справедливость — с точки зрения гендерного равенства — обернётся несправедливостью для всех, кто пойдёт служить в современной системе, славящейся своим вопиющим попранием прав и свобод призывников.

Однако, если женщина хочет профессионально защищать Родину, военная служба в очень многих своих ипостасях остаётся недоступной. Например, приём в военные училища для девочек был открыт только в 2008 году, но пока меньше половины училищ действительно принимают женщин. Но даже если девушка блестяще окончила училище, это вовсе не значит, что ей дадут защищать Родину с оружием в руках, — ст. 42 закона «О воинской обязанности и военной службе» говорит, что женщины могут замещать только те военные должности, которые специально выделены в перечне должностей, составляемом министром обороны. Женщины, у которых есть дети младше 16 лет, не допускаются к участию в боевых действиях. Женщинам запрещено нести караульную службу.

И несмотря на то что для женщин есть и «приятные» ограничения — скажем, к женщинам-военнослужащим запрещено применять дисциплинарный арест, — «защита» женщин от ряда должностей и возможностей на деле оборачивается ограничением в правах.

Все нарушения прав и свобод граждан, связанных со службой в армии по призыву, можно было бы назвать дискриминацией по признаку пола, если бы всё военное руководство страны, а также все законодатели, принимающие (или не отменяющие) законы, были женщинами. В то же время активнее всего борются за права призывников организации, созданные именно женщинами: комитеты солдатских матерей и фонд «Право матери».

Пока мужчины только жалуются, женщины борются за их права.

К женщинам применяют меньшие сроки наказаний, чем к мужчинам

К женщинам, у которых есть ребёнок младше 14 лет, не применяется административный арест, а к мужчинам — только если они отцы-одиночки.

Конечно, это несправедливо. К тому же в законодательстве множество норм, обеспечивающих разное отношение к матерям и отцам. Мужчины возмущаются — с какой стати у них меньше прав, связанных с детьми? С ними абсолютно согласны феминистки всего мира: они борются за то, чтобы такое неравноправие устранить, например ввести равный отпуск по уходу за маленьким ребёнком для мамы и папы.

Очевидно, что мы имеем здесь дело с неформальной нормой «дети — женское дело», которую законы фиксируют, предоставляя женщинам (при выборе наказания для них) больше «поблажек» из-за наличия у них детей.

Если бы мужчины сами изменили эту практику, участвуя в жизни своих детей в равных пропорциях с матерями, то и необходимость борьбы за изменение законодательства в сторону большего равенства была бы очевиднее. (Те же самые аргументы можно привести и к тезису статьи в «Новых Известиях» о том, что суды после развода родителей чаще оставляют детей с матерями, нежели с отцами, и в описании несправедливостей, связанных с «материнским капиталом»).

Женщинам за участие в преступлениях часто дают меньшие сроки, чем мужчинам

Также женщин меньше заключают под стражу, не приговаривают к пожизненному заключению и не отправляют в колонии строгого режима.

Однако именно мужчины в 2009 году совершили, по данным Федеральной службы госстатистики, 85% всех убийств, 82% умышленного причинения тяжёлого вреда здоровью, 96% разбойных нападений: именно мужчины совершают львиную долю всех преступлений.

Что касается условий заключения, неравенство — это, конечно, нехорошо, но существует, увы, и неравенство в другую сторону. Женских зон меньше, чем мужских, поэтому женщины вынуждены отбывать наказание вдалеке от семьи, которая могла бы чаще оказывать материальную и эмоциональную поддержку, что важно для сохранения здоровья во время заключения и в период возвращения к «нормальной» жизни. (Подробнее об условиях заключения можно прочитать на сайте Центра содействия реформе уголовного правосудия «Тюрьма и воля».) Можно сказать, что практика назначения более мягких наказаний для женщин только в незначительной мере пытается компенсировать складывающуюся годами разницу между условиями заключения мужчин и женщин.

Женщины склоняют мужчин к сексу, а потом обвиняют в изнасиловании

В ответ на этот тезис инициативная группа граждан составила открытое письмо протеста со сбором подписей, которое подробно освещает ситуацию с изнасилованиями в России. С момента публикации письма произошло несколько занятных событий. Академик РАЕН Михаил Литвак, мнение которого о сексе и изнасилованиях приводит в своей статье журналист «Новых Известий» Андрей Колесниченко, ответил инициаторам письма протеста. Они было усомнились в том, что психолог, книги которого помогли многим людям, может оправдывать изнасилования тем, что, мол, женщина «сама виновата». Академик Литвак, однако, подтвердил, что интервью он «Новым Известиям» давал, а автор статьи добросовестно описал ряд тезисов из теории одного популярного западного психолога.

Позднее и Андрей Колесниченко принял участие в обсуждении письма, призвав женщин «не начинать секс в любой форме», чтобы не быть изнасилованными, и оставил по этому поводу собственную запись в блоге «Новых Известий».

Женщина сама решает, делать или не делать ей аборт, не спрашивая разрешения мужчины, даже если он хочет/не хочет иметь ребёнка

Действительно, если мужчина участвовал в зачатии, то почему у него не должно быть права голоса? Почему он не может заставить женщину подвергнуть себя рискованной операции, которая может привести к опасным и непредвиденным последствиям для её здоровья, если ему придётся 18 лет выплачивать алименты? А в случае если он хочет детей, то почему он не может заставить женщину подвергнуть её организм стрессу в виде беременности и родов и несению последующей ответственности в течение многих лет, даже если она к этому не готова?

Но ведь ни один человек не имеет права заставлять другого что-то делать со своим телом, особенно если партнёры снимают с себя ответственность за защищённый секс (а мы знаем, что российские мужчины часто перекладывают на женщину ответственность за контрацепцию).

Сложно увидеть дискриминацию в том, что закон не даёт (к счастью) мужчине права заставлять женщину рожать или, наоборот, делать аборт.

Мама может тратить алименты не на ребёнка, а на себя

Смешно и странно это слышать в обществе, где многие отцы уклоняются от выплаты алиментов вообще.

По закону на одного ребёнка алименты платятся в размере 25% зарплаты. То есть папе остаётся 3/4 его зарплаты и беззаботность. А маме — весь неоплачиваемый труд по уходу и воспитанию: обучение, питание, одежда и здоровье.

Хватит ли этой одной четверти от зарплаты покинувшего семью отца, чтобы оплатить: а) услуги няни с ненормированным рабочим днём, доступной для ребёнка по первому требованию и ответственной за все его воспитание; б) штат прислуги, обеспечивающей достаточный уровень гигиены в доме и разнообразное здоровое питание для ребёнка, пока мама работает?

Но что если мама ребёнка плохо к нему относится, не покупает ему книг, в том числе необходимых для обучения, одежду и обувь по сезону, морит голодом, а на алименты приобретает себе норковые шубы? Норковые шубы можно оставить в покое, потому что если родители не выполняют родительских обязанностей, хоть в неполной семье, хоть в полной, — это грубое нарушение прав детей. И защищать тут нужно уже детей, а не мнительных отцов-алиментщиков.

Женщины раньше выходят на пенсию

Это, конечно, правда. Но так ли хорошо это? У женщин, приближающихся к пенсии, обычно мнение прямо противоположное.

Дискриминация работников по возрасту настолько распространена, что люди предпенсионного возраста часто теряют работу помимо своего желания, и найти новую работу по специальности им невероятно сложно.

Получается, что женщины на целых пять лет раньше мужчин оказываются в ситуации существенного снижения качества жизни из-за потери источника доходов и в эмоциональной изоляции в связи с невозможностью заниматься любимым делом.

Продолжительность жизни у мужчин меньше

Это правда: мужчины в России умирают в среднем непозволительно рано, в основном от алкоголизма. Самая страшная разница в смертности между мужчинами и женщинами — мужчины в несколько раз чаще погибают от внешних причин (в 2009 году от внешних причин умерло 173 тыс. мужчин и 51 тыс. женщин). Ещё одна страшная цифра — среди людей трудоспособного возраста от сердечно-сосудистых заболеваний мужчин умирает в пять раз больше, чем женщин (148 тыс. мужчин и 30 тыс. женщин в 2009 году)! Мужчины, как говорят «Новые Известия», «ущемлены в праве на жизнь».

Но вовсе не женщины побуждают мужчин вести нездоровый образ жизни, в том числе и заболевать алкоголизмом, а после перекрывают мужчинам входы в лечебные учреждения. Вовсе не женщины являются теми «внешними причинами», убивающими мужчин десятками тысяч. Для решения проблемы безответственного отношения мужчин к своему здоровью, принявшего масштабы национальной катастрофы, необходимо непосредственное участие мужчин, и сначала нужно честно признаться себе, в чём заключается проблема, а не обвинять мир в несправедливости.

Мужчины стали получать совсем ненамного больше женщин

По мнению автора статьи в «Новых Известиях», одно из проявлений дискриминации мужчин заключается в том, что их зарплаты стали чуть менее превосходить зарплаты женщин с той же квалификацией, чем раньше!

Как мы узнаём из пресловутой статьи, по данным Независимого института социально-политических исследований, средняя зарплата специалистов-мужчин с учёной степенью превышает среднюю зарплату специалисток-женщин... лишь на 6%! Чудовищная дискриминация мужчин, это всякому понятно.

Заглянем в данные Федеральной службы госстатистики за октябрь 2009 года (см. дополнительный график). Из этих данных сразу видно, что в любой области занятости и при любом уровне образования, вплоть до полного высшего, женщины получают намного меньше мужчин. Например, в целом средняя зарплата мужчин с высшим образованием составила 30 тыс. рублей, а женщин — 20 тысяч, то есть на треть меньше. Зарплата мужчин — специалистов высшего уровня квалификации на 25% выше женской. У квалифицированных рабочих — на 29%. Где-то разрыв пониже, где-то повыше, но меньше 10% не опускается вообще никогда.

Но в другой таблице мужчины и женщины сравниваются по профессиям и по возрасту. И действительно — внимание, барабанная дробь! — там есть целых две пары клеток, где средняя зарплата у женщин выше мужской! Только это в строке «неквалифицированные рабочие». В возрасте 60—64 лет такие женщины в среднем получают 7397 рублей, а мужчины — 7051. А в возрасте 65 лет и старше женщинам платят 6797, а мужчинам — 6749. А вот по всем остальным профессиям и возрастам картина знакомая: мужчины в любой области и в любом возрасте получают как минимум на 10% больше женщин, а то и больше.

И что в итоге?

Многие проблемы, затронутые в статье, вполне реальны. Вот только ни одну из них ну никак нельзя описать словами «сильный пол всё чаще становится жертвой женской дискриминации» из подзаголовка статьи. Там, где юридическая дискриминация мужчин существует, женщины страдают от той же самой системы угнетения. А создают и поддерживают эту дискриминацию вовсе не женщины, а главным образом сами мужчины. Иногда маленькая часть мужчин законодательно и на практике ущемляет в правах остальных мужчин. Иногда мужчины, уклоняясь от своих обязанностей по равному участию в воспитании детей, вредят и женщинам, и тем мужчинам, которые любят своих детей и вкладывают сил не меньше мам в их воспитание. Иногда мужчины дискриминируют сами себя — безответственно относясь к собственному здоровью, совершая тяжкие преступления.

@темы: патриархат, деконструкция мифов

---

23 февраля – не женский день?

Газета Metro

23 февраля я поздравлю свою бабушку с Днем защитника Отечества, так же, как всегда поздравляю ее с Днем Победы, потому что она – ветеран Великой Отечественной войны.

Не находите странностей в предыдущем предложении? Я нахожу. В современной России отсутствует «День защитницы Отечества». И нет благозвучного слова, обозначающего ветерана войны женского пола.

С какой стати мужчины установили монополию на звание защитников Родины?

В Великую Отечественную в действующей армии было около миллиона женщин. 80 тысяч из них – офицеры. Женщины на войне – это санитарки и снайперы, командиры полков и связистки, разведчицы и танкистки, летчицы и партизанки, шоферы и врачи…

Думаете, мирное время принесло им те же почести, что и фронтовикам? Нет. Несколько десятилетий после войны фронтовички стеснялись носить боевые награды.
Компартия вспомнила вдруг о нравственности: женщин, прошедших все ужасы фронта вместе с мужчинами, ханжеская советская мораль записала в распутницы. Наивно считать, что не было секса на войне. Однако мужчинам военно-полевые романы в вину не поставили...

Только с началом Оттепели на экранах появились отшлифованные цензурой «женские истории» военного времени… Щемящие душу, высокохудожественные, но очень далекие от правды.
Советую, почитайте воспоминания фронтовичек – непричесанные ради поддержания мифа о войне. Узнаете, как женщины сражались за Родину.

Для справки. Сейчас в Российской армии из миллиона военнослужащих почти 100 тысяч – женщины: офицеры, прапорщики и мичманы, рядовые, контрактницы. Они идут в армию не по призыву, а добровольно. Они служат Родине.

Мне возразят: 23 февраля сделали мужским праздником ради справедливости, ведь у женщин есть день 8 марта. Разочарую. Международный женский день – это день борьбы женщин за равные права.
В том числе и за право Родину защищать, и быть за это Родиной уважаемыми.

Наташа Биттен, главный редактор женского портала "Клуб Путешественниц"
источник тут

@темы: мизогиния, патриархат, невидимый труд

---

День борьбы за равную заработную плату

22 февраля в ЕС - международный день борьбы за равную заработную плату. Дата выбрана не случайно. Как оказалось (об этом я узнала сегодня), в среднем, при одинаковой квалификации и стаже, женщина должна работать до 22 февраля, чтобы заработать столько, сколько мужчина зарабатывает к 31 декабря. В ЕС разница в начислении зарплаты в зависимости от пола работника: от 15% до 26%, в зависимости от страны. А профсоюзы сказали сегодня, что, "если и дальше так пойдёт", то равного начисления заработной платы не будет ещё 475 лет..

перепост из блога акционы

@темы: феминизм

---

Наоми Вульф «Миф о красоте: как образы красоты используются против женщин»

В книге Вульф рассматривает стереотипные, нормативные представления о женской красоте в современном американском обществе как инструмент ограничения и угнетения женщин ради поддержания мужских властных институтов. Она сочетает экспрессивный полемический стиль с историческим и статистическим анализом. Книга, вышедшая в 1991 г., стала бестселлером, собрала широчайший спектр отзывов, от похвальных до критических, и вызвала бурные дискуссии в публичной сфере и в академических кругах. До сих пор она остается одним из значимых и постоянно цитируемых феминистических трудов.

Наоми Вульф пишет о том, как формируются и используются нормативные рамки «красоты» в современном американском обществе, и опирается преимущественно на опыт белых гетеросексуальных женщин среднего класса, что несколько ограничивает ее исследование и аргументацию. Однако ее анализ и выводы, к которым она приходит, во многом применимы к другим современным западным обществам и культурам, которые благодаря активному культурному обмену перенимают образы и идеалы, распространяя в том числе и «миф о красоте». Многие проявления «мифа о красоте» заметны в современной России, поэтому мы считаем полезным познакомить русских читателей с книгой Наоми Вульф.

Миф о красоте

Миф о красоте утверждает, что качество, которое называется «красота», существует, объективно и универсально. Женщины должны желать ее воплощать, а мужчины должны желать обладать женщинами, которые воплощают «красоту». Это воплощение обязательно для женщин, но не для мужчин; такая ситуация необходима и естественна из биологических, сексуальных и эволюционных соображений. Сильные мужчины сражаются за красивых женщин, а красивые женщины более успешны с репродуктивной точки зрения. Красота женщины соответствует ее плодородию, а поскольку система основана на сексуальном отборе, это неизбежно и неизменно.

Все это неправда. «Красота» не универсальна, в каждой культуре, в каждой стране и эпохе красивыми считались совершенно разные типажи и физические характеристики. «Красота» не является механизмом эволюции, ее идеалы меняются куда быстрее, чем эволюционирует человечество как вид, и даже сам Дарвин не был уверен в своем предположении, что «красота» является результатом «сексуального отбора», отклонявшегося от естественного отбора. У высших приматов внешние характеристики никак не связаны с желанностью самки для самцов, и самки сами инициируют сексуальные отношения; во многих человеческих племенах и культурах, древних и современных, зрелые женщины выбирали молодых мужчин и имели многих любовников, и это юноши соревновались перед ними в красоте, с помощью нарядов и украшений и соблазнительных поз, чтобы быть выбранными.

Миф о красоте в его нынешнем агрессивном виде – современное достижение, связанное с техническими достижениями – фотографией, печатью и т.д. – которые позволили широко распространять изображения человеческого тела. Наоми Вульф описывает его как реакцию на достижения феминистического движения. Начиная с 1830-х и до сих пор, ответом на каждое достижение женщин в борьбе за свои права становилось – в числе прочего – ужесточение стандартов красоты, которые им предписывались. Они заменяли юридические и материальные ограничения, от которых женщины избавлялись, добившись права голосовать, иметь собственность, учиться, работать, принимать репродуктивные решения и заниматься сексом. Все юридические и материальные ограничения дополнялись идеалами и стереотипами «женского» поведения, «женского» мышления и «женской» красоты, которые всегда подавались как «естественные» и «вечные». Вульф перечисляет эти рамки, начиная с викторианской эпохи, когда новейшие «достижения» медицины представляли женщину якобы от природы одновременно истеричкой и ипохондриком, в то же время утверждая, что приличная женщина не может желать и испытывать удовольствия от секса; когда сформировалось принципиально новое представление о детстве, которое требовало постоянного присмотра матерей за детьми, что раньше не считалось необходимым; и когда «женской работой» стали механические, трудоемкие и малоосмысленные задачи, такие, как вышивание. Все это было «неотъемлемыми свойствами» женщины среднего класса, которая в других условиях могла бы претендовать на образование, а затем и на политическую и экономическую власть. Женщины низшего класса просто работали наравне с мужчинами своего же класса, но за значительно меньшие деньги.

В послевоенные годы, на фоне многочисленных достижений женского движения, добившегося права голоса, образования и работы для женщин, идеалы и стереотипы изменились, превратившись в описанную Бетти Фридан «Загадку женственности» - якобы природную и естественную любовь женщины к домашнему хозяйству и уходу за семьей. Новая «истинная женщина» снова получала список занимающих много времени, нескончаемых, самовозобновляющихся задач по уборке, готовке и воспитанию детей, за которыми ей некогда было осознавать и стремиться к собственным целям. И все же женщины преодолели и эти рамки.

Новые границы «мифа о красоте» пролегли не по публичной сфере прав и свобод, не по дому и быту, а непосредственно по телу и душе женщины. Миф о красоте нового поколения – это мощнейший инструмент психологического воздействия, пользующийся всеми возможностями информационного века, чтобы сделать образ современного идеала женской красоты вездесущим и всепроникающим. Вульф пишет:

Это не теория заговора… Общества все время изобретают чем-то полезные выдумки о самих себе, как делают это отдельные люди и целые семьи. Хенрик Ибсен называет их «необходимой ложью», а психолог Дэниэль Голман описывает их работу на социальном уровне как такую же, какую они проделывают в семьях: «Избежание конфликта за счет того, что от пугающего факта отвлекается внимание, или его значение подается в приемлемом формате». Цена этих социальных «слепых пятен», пишет он – разрушительные коллективные иллюзии. У женщин появилось так много возможностей, что они угрожают дестабилизировать институты, на которых держится культура мужского доминирования, и коллективная паническая реакция обоих полов привела к потребности в образах-противовесах.

Чуть раньше Вульф говорит об истинном содержании мифа о красоте: он утверждает, что описывает близость, секс и любовь, что выражает восхищение женщинами. На самом деле он состоит из эмоциональной дистанции, финансов и подавления сексуальности. Миф о красоте – совсем не о женщинах. Он – о мужских институтах и институциональной силе. Миф исключает реальных женщин, их тела и их голоса, заменяя их образами искусственной и недостижимой «красоты». Для «необходимой лжи» нужно поддержание подсознательной неуверенности в себе и тревожности; тем более ее гарантирует экономическая необходимость. Экономика, которая зависит от рабского труда, нуждается в пропаганде образов рабства, которые его «оправдывают». Западная экономика на сегодняшний день полностью зависит от того, что женщинам постоянно платят мало. Стала совершенно необходима идеология, которая заставляет женщин чувствовать себя «ничего не стоящими» - в противовес тому, как феминизм начал учить их чувствовать себя стоящими многого. Для этого не нужен заговор, достаточно атмосферы. …Поведение, необходимое из экономических соображений, превращается в социальную добродетель. Как только стало невозможно определять основную социальную ценность женщины как достижение идеального домашнего уюта, миф о красоте переопределил ее как достижение идеальной красоты.

Откуда миф о красоте берет силы? Почему он появляется раз за разом в ответ на активные действия женщин? Почему его действие так разрушительно? Вульф объясняет это, снова отсылая к истории мифа, к женственности викторианской – болезненной, эмоциональной и фригидной, и к женственности пятидесятых – ухоженной, бездумной и одомашненной: качества, которые в данный период называют красивыми в женщине, являются символами женского поведения, которое является желательным для данного периода. Миф о красоте на самом деле всегда предписывает поведение, а не внешний вид.

В рамках мифа о красоте женщине предписывается набор поведенческих характеристик и действий, внутренне противоречивый, но обязательный для того, чтобы быть «хорошей», «настоящей», чтобы заслуживать любовь, счастье, профессиональный успех. Эти характеристики, а также механизмы распространения мифа, Вульф подробно анализирует далее в книге. Она нередко использует образ Железной Девы – символического воплощения мифа о красоте: Изначально Железная Дева – средневековый пыточный инструмент, гроб в форме женского тела, на котором рисовалось изображение прелестной улыбающейся девушки. Несчастную жертву медленно закрывали внутри; опускавшаяся крышка не давала ей двигаться, и она умирала либо от голода, либо, в более милосердном варианте, от металлических шипов в крышке гроба. Этот образ как нельзя более подходит к описанию мифа о красоте, который лишает женщин возможностей, запирает их в жестких рамках и нередко буквально приводит к насильственной или голодной смерти.

Кроме того, миф о красоте способствует разъединению женщин, подрывает их активность в продолжающейся борьбе за свои права, за равное положение в мире. Неудивительно, что одновременно с новым расцветом мифа о красоте появился и постоянно сопровождающий Железную Деву образ Уродливой Феминистки. Он проводит черту между Настоящими Женщинами (которые стремятся быть красивыми) и Страшными Феминистками (которые красивыми быть не могут по определению). Это часть идеологического подрыва феминистических достижений женщин, и одновременно механизм их разъединения. Конкуренция между женщинами включена в миф, чтобы помешать им объединяться. …Зрелость «некрасива», потому что женщины с возрастом получают больше власти, и потому, что нужно каждый раз разрывать связи между поколениями женщин: более старшие боятся более молодых, молодые боятся старых… А главное – женская идентичность должна быть основана на нашей «красоте», чтобы мы оставались уязвимыми для одобрения извне, чтобы жизненно важный и чувствительный орган самооценки мы носили открытым и ранимым.

В своей книге Наоми Вульф разбирает механизмы конструирования мифа и его действие в разных сферах жизни. Начинает она с главы «Работа», в которой рассматривает применение мифа о красоте на рынке труда, включая «красоту» как профессиональную характеристику женщин, создание некомфортной рабочей обстановки для женщин, сексуальные домогательства на рабочем месте и т.д. В следующей главе, «Культура», анализируется роль женщины в культуре, а культуры – в жизни женщин, и то, как в этом участвует миф о красоте. Глава «Религия» проводит многочисленные параллели между мифом о красоте и религиозными постулатами, и использование религиозной символики для его поддержания и усиления. Глава «Секс» посвящена связи между мифической «красотой» и женской сексуальностью, которые в рамках мифа представляются взаимозаменяемыми и презентируются в массовой культуре с помощью гламурной порнографии, которая не только задает жесткие, подавляющие рамки для женской сексуальности и телесности, но и эротизирует насилие над женщинами. В главе «Голод» Вульф разбирает худобу как обязательный компонент «красоты» и анализирует физические и психологические последствия этого жесточайшего ограничения женской телесности, от анорексии до психологической подавленности, послушности и восприимчивости, свойственной голодным людям. И наконец, в главе «Насилие» анализируются формы насилия над женщинами, поддерживаемые мифом о красоте, от избиений и принуждения к сексу до насилия, причиняемого женщинами самим себе в погоне за «идеальной» внешностью – пластической хирургии.

Работа

Мужчины веками использовали женщин – и женскую «красоту» - как валюту, которой обменивались между собой. Неудивительно, что представления о красоте фактически включают ее в экономику в качестве денежного эквивалента: «девушка на миллион долларов», «дорого выглядеть», «твое лицо – твое богатство»… Красота была характеристикой женщины как товара. А когда женщина вышла на рынок труда в качестве субъекта, миф о красоте сделал красоту ее характеристикой как профессионала – характеристикой настолько произвольной и хрупкой, что она постоянно подрывает возможности женщины на рынке труда.

Вульф приводит статистику, описывающую стремительный рост количества женщин на рынке труда, и проводит аналогию с приливом рабочей силы иммигрантов в разные периоды существования разных стран. Иммигрантов всегда боялись, потому что их рабочие качества обычно превосходили качества местного населения, и тем самым они занимали рабочие места и меняли экономику. Страх выражался в создании стереотипов, ограничивающих возможности иммигрантов, и в дискриминации. Вышедшие на рынок труда женщины так же опасны для статус кво, для существующей мужской рабочей силы и мужской экономики, как иммигранты – для местных. Но женщины – не меньшинство в количественном значении слова. И они умеют работать вдвое больше мужчин.

В подтверждение этого Вульф также приводит статистику и результаты многочисленных исследований. Все они утверждают – женщины работают больше, лучше, эффективнее, даже при худших стартовых условиях добиваются более высоких результатов, чем мужчины. Современные женщины добиваются успехов в профессиональной сфере, несмотря на то, что дома их ждет «вторая смена» - то, что не считается за работу: домашнее хозяйство, включающее уборку, готовку, уход за детьми, стариками и больными. Им по-прежнему занимаются преимущественно женщины, даже в семьях, где работают оба партнера, и делают это бесплатно. Экономика индустриализированных стран рухнула бы, если бы женщины перестали выполнять эту работу бесплатно.

Красота стала «третьей сменой», необходимой, чтобы мужчины смогли удержать первенство перед женщинами, обходящими их даже в условиях сочетания профессиональной и домашней рабочих смен. Раньше красота была профессиональной характеристикой только для определенного узкого набора профессий, построенных вокругдемонстрации красивой внешности: манекенщицы, актрисы, танцовщицы, эскорты-сопровождающие. Профессиональные красавицы не имели высокого статуса в обществе и не пользовались уважением. Однако чем больше влияния получают в обществе женщины в ходе феминистического развития, тем – парадоксальным образом – больше влияния и уважения достается профессиональным красавицам, и тем больше красота становится обязательной профессиональной характеристикой любой женщины, независимо от профессии. Пресловутая «презентабельная внешность» распространяется в сферы, в которых внешность не должна иметь значения – причем это правило относится только к женщинам.

Наоми Вульф описывает три «необходимые лжи» красоты как профессиональной характеристики: 1. «Красота» определяется как легитимная и обязательная характеристика для получения женщиной власти и влияния. 2. Дискриминация первого пункта маскируется за утверждением, что любая женщина может добиться «красоты», если будет прикладывать достаточно много усилий. 3. Рабочей женщине навязали понимание красоты, которое подрывает образ мысли, развитый у нее женским движением. Таким образом, «красота» стала для работодателей легитимным средством для того, чтобы якобы проверять профессиональные качества женщины, упорство в достижении цели и так далее, на практике имея возможности постоянно «осаживать» ее из-за несоответствия идеалу. В то же время «красота» постоянно разрушает самооценку женщины и ее уверенность в себе как в профессионале. Современная работающая женщина сталкивается с тем, что для получения признания ей нужно совмещать функции профессионала в своем деле, профессиональной домохозяйки, жены и матери, и профессиональной красавицы, и во все три эти рабочие смены быть на высоте – иначе ее успех объявляется фальшивым.

Для внедрения «красоты как профессиональной характеристики» сформировалась идеология женских журналов, в которых язык упорства и целеустремленности, необходимых в работе, применяется к бесконечной переделке собственного тела – «если будешь больше трудиться, сможешь стать как наша (нарисованная в фотошопе нежизнеспособная) модель». Идеология «профессиональной красоты» использует женские страхи и укоренившееся, навязанное чувство вины для того, чтобы подавить сопротивление «третьей смене». В конце концов, «профессиональная красота» становится обязательной характеристикой женского статуса в рабочей среде.

Вульф описывает историю формирования «красоты как профессиональной характеристики» в США, перечисляя ключевые события и показательные судебные процессы, в ходе которых суд поддерживал двойные стандарты, применявшиеся к женщинам. Процессы демонстрируют то, насколько произвольна характеристика «красоты», никак и никем не определяемая, кроме «смотрящего», то есть работодателя. Они же иллюстрируют то, что «красота как профессиональная характеристика» загоняет женщину в тупик: если она выглядит недостаточно женственно, красиво, привлекательно, прикладывает недостаточно много усилий для создания «профессионально красивой» внешности – ее увольняют или не повышают; если она выглядит женственно и привлекательно, прикладывает усилия для «наведения марафета», то недооценивается как работник и подвергается сексуальным домогательствам, которые оправдываются тем, что она их провоцирует своей внешностью.

Опасность «красоты как профессиональной характеристики» в том, что она никак не формализована, у нее нет критериев, и при этом она балансирует между «недостаточностью» и «провокационностью» - а точку баланса определяет кто угодно, только не сама женщина. Дресс-код для мужчин-профессионалов – это униформа, относительно четкая и понятная всем. Дресс-код для женщин-профессионалов – это лабиринт, где нужно лавировать между привлекательностью и легкомыслием, женственностью и солидностью. При этом вина за неудачу всегда ложится на женщину, хотя условия для неудачи созданы были не ею.

Еще одна опасность «профессиональной красоты» - то, как тесно она связана с возрастом. Вульф рассматривает пример профессиональных новостных ведущих, где рядом со зрелыми и пожилыми мужчинами – седыми и лысыми, морщинистыми, с толстыми или крючковатыми носами, с нестандартными, характерными, уникальными лицами – оказывались молодые женщины, к внешности которым выдвигался жесткий набор требований, сводившихся к однотипности. Возрастные характеристики усиливают уникальность внешности, индивидуальный опыт оставляет на ней следы. Приравнивание «красоты» к молодости лишает зрелых, опытных женщин права на свою зрелость, опыт и индивидуальность – в том числе в рабочей среде. В то же время, чем старше становится женщина (и чем больше профессиональных успехов она добивается с возрастом), тем сильнее она отступает от рамок «красоты» - и тем больше усилий ей приходится прикладывать, чтобы соответствовать; тем больше ее успешность как профессионала подвергается давлению из-за ее «неуспешности» как профессиональной красавицы. Мужчина с возрастом только наращивает свой профессиональный статус. Женщина имеет больше профессиональных возможностей в молодости и больше рискует остаться без работы или без возможностей карьерного роста с возрастом.

Вульф описывает потребность в женской рабочей силе как дешевой (недоплачиваемой), покорной и не стремящейся к карьерному росту, готовой заниматься отупляющим, скучным, механическим трудом на низших ступенях профессиональной иерархии, в то время как высшие ступени заняты мужчинами, и статус кво сохраняется. Она пишет: vКрасота как профессиональная характеристика дает работодателям то, что им нужно от женской рабочей силы с экономической точки зрения, воздействуя на женщин психологически на нескольких уровнях.

Красота как профессиональная характеристика поддерживает двойные стандарты. Там, где запрещена дискриминация на рабочем месте и в оплате труда по полу, сохраняется дискриминация по красоте – но только для женщин. От мужчин требуется выглядеть «профессионально»; от женщин требуется выглядеть «красиво», даже если это требование маскируется в более деловые термины вроде «презентабельной внешности».

Красота как профессиональная характеристика подрывает уверенность женщин в себе – и в своей внешности, и в своих рабочих качествах. «Красивая» женщина никогда не может быть уверена, на чем основаны ее рабочие достижения – на ее реальных способностях или на ее внешности. Остальные находятся в ситуации постоянного сравнения себя с «идеальной (профессиональной) женщиной», изображения которой нередко окружают со всех сторон вместе с эротизированными изображениями женщины-как-объекта. Вульф приводит исследования, которые показывают, что когда на рабочем месте есть сексуализированные изображения женщин, женщины постоянно ощущают себя в ситуации сравнения, у них ухудшается самооценка и возникает ситуация, равнозначная прямому сексуальному домогательству.

Красота как профессиональная характеристика подрывает финансовое положение женщин. Они тратят на поддержание «профессиональной красоты» намного больше денег, чем мужчины – и эти расходы вменяются им в обязанность. Мужчина может ограничиваться небольшим набором одежды и обуви, минимальным уходом за собой, и не обязан поддерживать «форму» и иллюзию молодости. Одежда и обувь, косметика и украшения женщин дополняются требованиями к их телу и лицу, для соответствия которым приходится проходить многочисленные времяемкие и дорогостоящие процедуры по «поддержанию формы», и даже обращаться к пластической хирургии.

Красота как профессиональная характеристика заставляет женщин конкурировать между собой, разделяя их на личном и на профессиональном уровне. Она же на физическом, телесном уровне утверждает для них несправедливость ситуации. …Оценка женщин как красавиц, а не как профессионалов, каждый день подкидывает им метафоры реальной экономической несправедливости, с которой они сталкиваются в работе: избирательные привилегии, фаворитизм при повышении, отсутствие социальной безопасности… Труд, вложенный в красоту, и красота как профессиональная характеристика на рабочем месте учат женщин тому, что к ним справедливость не относится. Эта несправедливость представляется им как нечто неизменное, вечное, приемлемое и порождаемое самой женщиной, такая же часть ее, как рост, цвет волос, пол и форма лица.

Продолжение следует.

С книгой знакомит - Ольга Бурмакова

Материал подготовлен в рамках программы "Гендерная демократия" Фонда им. Генриха Бёлля.

Статья в ЧасКоре - http://www.chaskor.ru/article/naomi_vulf_mif_o_krasote_kak_obrazy_krasoty_ispolzuyutsya_protiv_zhenshchin_28642

@темы: феминизм, деконструкция мифов

---

Объективация женщин – реальный, измеримый феномен

Оригинал взят у sadcrixivan в Объективация женщин – реальный, измеримый феномен

Новое исследование сексуальной объективации – репрезентации женщин как вещей, красивых предметов, в результате которой женщины дегуманизируются, в буквальном смысле перестают восприниматься как живые люди. Оригинал заметки находится здесь.

Проблема: Обнаженные части женского тела часто используются в дизайне рекламных щитов, постерах фильмов и другой рекламной продукции. Огромное количество исследований было посвящено последствиям такой повсеместной сексуальной объективизации, но до сих пор не было ясно, действительно ли мы воспринимаем полуобнаженных людей как простые предметы, либо мы воспринимаем их как людей.

Методология: Исследователи, возглавляемые Филлипом Бернардом, представляли участникам изображения мужчин и женщин в сексуализированных позах, одетых в купальные костюмы или нижнее белье. Изображения демонстрировались на экране монитора, одно за другим. Известно, что людям трудно распознавать изображения людей, если они перевернуты верх ногами. Однако перевернутые изображения неодушевленных предметов распознаются без особого труда. В связи с этим некоторые фото демонстрировались перевернутыми, другие – нет. После демонстрации каждого изображения участникам демонстрировался черный экран в течение секунды, после чего показывалось два изображения, и их просили выбрать то фото, которое соответствует только что увиденному.

Результаты: Испытуемые мужчины и женщины подбирали сходные фото одинаковым образом. Они гораздо лучше распознавали не перевернутые изображения мужчин, чем перевернутые изображения мужчин. Это предполагает, что даже сексуализированные мужчины воспринимаются ими как люди. Напротив, у них не возникало никаких проблем в распознании женщин в нижнем белье, даже если изображения были перевернуты. Это указывает на то, что сексуализированные женщины последовательно опознаются как неодушевленные предметы.

Выводы: Люди объективизируют женщин на сексуализированных фото, но не мужчин.

Источник: Полностью исследование «Integrating Sexual Objectification With Object Versus Person Recognition: The Sexualized-Body-Inversion Hypothesis» было опубликовано в журнале Psychological Science.

@темы: патриархат, гендерное насилие

---

Право быть ученой

Оригинал взят у ljwanderer в Право быть ученой


"В стенах С-Петербургского женского медицинского института небывалое оживление: стоит шум, точно в большом пчелином улье.Рукоплещут появившейся на кафедре представительной женщине с легкой проседью в темной короне волос и милой улыбкой молодого лица;приветствуют новую победу женщины, первую лекцию приват-доцента Е.Ф.Ковалевской"
Т.Л.Щепкина-Куперник (Женская газета 1912 N1 )


Что же это была за победа?

Екатерина Федоровна Виноградова вышла замуж в 1900 году за Владимира Александровича Ковалевского, сына знаменитого биолога А.П.Ковалевского. за неимением возможности, как женщине, учиться в России, уехала за границу. Ковалевская стала одной из первых женщин-докторов химии. Возвратившись домой, она получила лишь место лаборанта кафедры химии в Политехническом институте. Несмотря на рождение двоих дочерей Екатерина Федоровна продолжала самостоятельно заниматься научной деятельностью, и, наконец, в 1912 г. была избрана приват-доцентом Женского медицинского института.

В российской общественной и научной среде конца 19-го и начала 20-го века были довольно популярны идеи о природных предпосылках неполноценности женщин. Выдвигались теории о том, что женщины физически слабее мужчин, их кровь содержит больше воды, мозг слабее, а функция материнства серьезно ослабляет организм, что уровень способностей у мужчин выше, чем у женщин.

Русский философ Н.А. Бердяев, например, обосновывал неполноценность женщины ее природными свойствами, а именно «природно-родовой стихией пола». Поскольку, по мнению Бердяева, «творческая мощь индивидуальности умаляется и распадается в деторождении», в бесконечности рода распадается и личность. Поэтому, считал Бердяев, «творческая гениальность враждебна стихии рода, с трудом совместима с деторождением», а значит, «наиболее рождающий - наименее творящий» (Бердяев Н.А. Смысл творчества)
В связи с этим, и законодательство того периода определяло женщину как существо, нуждающееся во внешнем авторитете,которое следует поставить в определенные границы.
Примером такого отношения может служить известная однофамилица Екатерины Федоровны - Софья Ковалевская.


В 1868 г. Софья Васильевна Ковалевская сделала попытку поступить на математическое отделение Санкт-Петербургского университета. Однако профессор физики Ф. Ф. Петрушевский, к которому она обратилась, ответил отказом, сославшись на то, что "существует закон не пускать женщин на лекции; пускать же неофициально он не возьмется".

Когда после учебы за границей Софья попросила подтвердить ее диплом на родине, в ответ услышала от одного из профессоров: ”Что же после этого нам прикажут и обезьян экзаменовать?”

В июле 1874 года совет Геттингенского университета заочно, без формальной защиты присудил Ковалевской степень доктора философии по математике и магистра изящных искусств "с наивысшей похвалой".

Ковалевская мечтает преподавать математику в российском университете, но в России женщинам с высшим образованием разрешено поступать лишь на должности школьных учителей, возможности для женщины заниматься математикой в России нет.

Зато ее берут в Стокгольмский университет, где она назначается сначала временным, потом – пожизненным профессором.В 1889 г Ковалевскую избрали членом-корреспондентом на физико-математическом отделении Российской академии наук.

В 1890-м году у Ковалевской появилась надежда, что ее изберут в члены академии на место умершего математика Буняковского, но все напрасно. При этом, когда она пожелала, как член-корреспондент, присутствовать на заседании Академии, ей ответили, что пребывание женщин на таких заседаниях "не в обычаях Академии".

Властные структуры шли на изменения сложившегося социального статуса женщин с колоссальным трудом, как правило, лишь под влиянием внешних обстоятельств, нажима снизу.
Однако,необходимость вовлечения женщин в общественно-политическую жизнь занимали умы все большего числа ученых, писателей, государственных деятелей. Все настойчивее звучали мысли о том, что малосоциальная мать может воспитать только раба, что признание за женщинами избирательного права обусловлено интересами государства, общества и культуры.

Тем не менее, правительство не спешило менять патриархальные порядки и допускать женщин к образованию и самостоятельной жизни.

В 1899 г. Министерство народного просвещения тратило на низшие учебные заведения 0,3% общего объема государственного бюджета, в 1905 г. – 0,6%27. В начале ХХ в. расходы на народное образование из госбюджета составляли всего 26% от общей суммы расходов на эти цели

По статистическим данным за 1898 г., из всего мужского населения в Российской империи училось в школах около 4,8%, а из женского - 1,6%.

Женское образование в России с большими трудностями пробивало себе дорогу. Самым веским аргументом его противники считали такой: у женщины только одна нормальная профессия - быть женой, матерью и воспитательницей своих детей.

Исходя из этого, женский общеобразовательный курс был существенно сокращен по сравнению с мужским: математика и иностранные языки были необязательными, курс физики устранялся, естествознание допускалось только в элементарном виде

Принятый в 1863 г. университетский устав разрешал женщинам слушать лекции, но не получать ученые степени с возможностью дальнейшей работы.

Именно поэтому им приходилось уезжать за границу. Поэтому в период 1864-1872 г.г. в университете Цюриха три четверти учившихся женщин составляли студентки из России. Они возвращались домой с научными степенями и требовали права на работу.

Елизавета Федоровна Литвинова
(1845-1919) самостоятельно изучала математику в России. В 1872 году отправилась в Политехнический институт Цюриха, где в 1876 году удостоилась степени бакалавра. Докторскую степень получила через два года в университете Берна, несмотря на российский декрет о том, что все российские женщины, обучающиеся в Цюрихе, должны были вернуться в Россию еще в 1873 году. Когда же она вернулась, то не могла найти работу преподавателя и вынуждена была согласиться на должность учителя младших классов в женской гимназии. За свою жизнь Литвинова опубликовала более 70 работ по философии и практике преподавания математики.

Вера Евстафьевна Богдановская
(1866-1896) успешно закончила Высшие женские курсы. Министр просвещения И.Д.Демьянов, узнав о намерении В.Е.Богдановской стать ассистентом, а затем, возможно, и преподавателем на курсах, назвал её «нигилистской» и порекомендовал искать практическую работу при каком-нибудь другом учреждении. Преодолеть старое предубеждение о том, что женщина и наука – две вещи несовместимые было трудно. В 22 года молодая женщина уехала за границу, где и получила степень доктора химии.

Спустя три года Богдановская возвратилась в Петербург, имея репутацию перспективного исследователя и ученого. По настоянию профессуры Высших женских курсов И.Д.Демьянов все же дал разрешение работать ассистенткой, из которой она негласно превратилась в преподавателя. Богдановская была не только одним из первых женщин –химиков, но и первой в России женщиной, написавшей учебник («Начальный учебник химии» Богдановской)

Про Богдановскую можно прочитать здесь


Юлия Всеволодовна Лермонтова
В 1869 г. Юлия подает прошение о приеме в Петровскую земледельческую (ныне Тимирязевскую) академию. Получив отказ, Юлия принимает решение ехать учиться за границу. Но одиноких девушек за границу не пускают. На помощь приходит Софья Ковалевская, она уговаривает Юлиных родителей отпустить дочь за границу вместе с Ковалевскими.

В 28-лет Юлия Лермонтова становится доктором химии и возвращается в Москву из Геттингенского университета. В честь Лермонтовой сам Дмитрий Иванович Менделеев устроил у себя дома торжественный ужин. Здесь Юлия Всеволодовна повезло, она познакомилась с Бутлеровым, который пригласил ее работать в своей лаборатории в Петербургский университете.

РУССКОЕ СЛОВО
03 сентября (21 августа) 1901 года
ТЕЛЕФОНЪ
(Отъ нашихъ корреспондентовъ).
ПЕТЕРБУРГЪ.
Философский факультет Геттингенского университета удостоил ученой степени доктора (magna cum laude) нашу соотечественницу (из гор. Симбирска) Н.Н.Гернет, избравшую своей специальностью чистую математику.
Г-жа Гернет окончила в 1898 г. с.-петербургские высшие женские курсы по математическому отделению и затем в течение трех лет работала в Геттингене под руководством профессоров Клейна и Хильберта.


Еще одна яркая личность – математик Надежда Николаевна Гернет

Гернет защитила диссератацию на степень доктора и вернулась на родину, чтобы преподавать на Высших женских курсах.
После защиты магистерской диссертации в 1915 г. она, наконец, получила должность профессора и стала второй женщиной-математиком, получившей ученую степень в русском университете.


Федченко Ольга Александровна -
первая в России женщина-ботаник

Ольга Федченко, в девичестве Армфельд, будучи еще юной 19-ти летней особой стала членом-основателем Общества любителей естествознания.

Выйдя замуж, она самоотверженно помогала мужу в написании научного труда «Антропология». Ведя научно-исследовательскую работу, супруги путешествовали по Австрии, Италии, осуществили четыре экспедиции по Туркестану.
Работа в Туркестанской экспедиции требовала не только серьезной научной подготовки, материальных затрат, но и личного мужества. Для охраны экспедиции была выделена сотня казаков с артиллерией. Ольге Федченко пришлось преодолевать скептическое отношение к себе со стороны проживающих здесь русских, в основном, военных.;

И.В.Мушкетов, русский геолог и географ так впоследствии писал об Ольге Александровне: «Деятельность этого талантливого исследователя поистине изумительна, в особенности если учесть, что экспедиция А. П. Федченко состояла всего из него самого и его благородного товарища Ольги Александровны Федченко, которая с редким для женщин самоотвержением разделяла все труды и лишения своего мужа».

Оставшись вдовой, Александра продолжала вести научную работу в области ботаники. Затем уже с повзрослевшим сыном Ольга осуществила ряд новых научных экспедиций.
В 1906 году Ольгу Федченко избрали членом-корреспондентом Российской академии наук. Ее перу принадлежит около 70 крупных научных трудов, кроме того, она издала альбом «Виды русского Туркестана» — но уже как художник.

** еще почитать про Ольгу Федченко здесь


Не лучше ситуация была и в медицине.
Когда в 1872 г. были открыты женские курсы при Медико-хирургической академии Петербурга, подчиненной военному министерству, студенток поставили под строжайший надзор. Чтобы обеспечить их политическую лояльность, было решено принимать в академию женщин только старше 20 лет с согласия родителей или мужа; курсистки обязывались носить прическу с сеткой для волос и аккуратно одеваться.


Надежда Суслова мечтала поступить в Военную медико-хирургическую академию в Петербурге. Но женщин в это учебное заведение не принимали.

Надежда Прокофьевна добилась у профессоров академии разрешения посещать лекции и занятия в лабораториях в качестве вольного слушателя.

Но в 1864 году вышло распоряжение военного министра, запрещающее женщинам обучаться в академии даже в качестве вольнослушателей.

Пришлось уехать в Швейцарию. Там в 1867 она получила высшее образование, и первой из женщин России получила ученую степень и звание доктора медицины, хирургии и акушерства.

В 1868 году Н.П. Суслова вернулась в Россию. Прежде чем получить разрешение работать врачом ей пришлось снова сдавать все экзамены и вторично защищать диссертацию.

В 1868 году Суслова получила право на врачебную практику и стала первой в истории России женщиной-врачом;

В Середине 1910-х годов разделы газетных хроник уже регулярно сообщали о женщинах, получивших ученые степени и места на кафедре:
" 30 сентября 1914 года в медицинском факультете московского университета женщина-фармацевт Кебенова защитила диссертацию…Это третий случай получения в России женщиной высшей ученой фармацевтической степени"

“М.А, Островская , получившая в Петроградском университете звание магистра русской истории, была избрана приват-доцентом историко-филологического факультета. Утверждение в этом звании тормозилось принципиальным решением вопроса о праве женщин на занятие университетских кафедр…В настоящее время (октябрь 1914)… она является первой женщиной- профессором в русских университетах "


Софья Васильевна Ворошилова-Романская
- первая русская женщина, профессионально занимавшаяся наблюдательной астрономией.В 1903 году окончила Бестужевские курсы, а с 1908 года стала работать в Пулковской обсерватории в должности вычислителя и лишь в 1909 году – на должность астронома.


Инна Николаевна Леман-Балановская закончила физико-математический факультет Бестужевских курсов.

Не удовлетворяясь небольшой программой астрономии, принятой в те годы на курсах, И.Н.Леман в каникулярное время вела наблюдения на обсерватории Петербургского университета или работала в Пулкове у профессора С.К.Костинского, затем уехала в Гёттингенский университет.


И.Н.Леман-Балановская в числе студентов Гёттингенского университета (1906-1911 гг)

Отлично закончив университет, Инна Николаевна Леман была удостоена ученой степени доктора философии.

Так как заграничный диплом доктора в те времена в России не давал никаких прав, вернувшись на родину в Петербург, И.Н.Леман возобновила научную работу при астрофизической кафедре Бестужевских курсов, сначала как «оставленная при курсах».

Затем, уже на практических занятиях, она стала ассистентом профессора Белопольского, который и пригласил ее работать в Пулковскую обсерваторию.

Несмотря на свое докторское звание, И.Н.Леман тоже была принята только вычислителем и поначалу участвовала лишь в коллективных работах старших астрономов.

Полноправным научным сотрудником она становится лишь в 1923 году.

еще почитать про Леман-Белановскую можно здесь


"Чего стоили такие успехи можно понять, если посмотреть финансовое участие государства в организации женского образования.
Хотя под давлением общественности в стране стали открываться женские курсы, вплоть до конца существования царской империи они не получали поддержки от государства. Финансировали же высшее женское образование своими пожертвованиями и средствами на обучение частные благотворительные организации.
Только с 1911/12 г г. Министерство народного просвещения России выделило на высшее женское образование 3% своего бюджета. Многие студентки жили в нужде.

Проведенное в 1909 г. исследование показало, что 22% слушательниц Высших женских курсов не могли позволить себе регулярно питаться; на Политехнических женских курсах страдали от хронического недоедания 33% учащихся. Поэтому не случайно со времени введения высшего женского образования в России именно курсистки составляли подрастающее поколение деятельниц организованного женского движения.
Это осознание редко исчезало в процессе обучения. Женщины объединялись в общества соответственно своим интересам, чтобы помогать друг другу и одновременно бороться за политические реформы с целью достижения равенства в обществе."
(Б. Пиетров-Эннкер «Новые люди» России. Развитие женского движения от истоков до Октябрьской революции», - Москва; Российский государственный гуманитарный университет, 2005 год.)

Все это дает возможность осознать, сколько сил нужно было затратить и на какие жертвы пойти в то время русской женщине, чтобы воплотить свою мечту – заниматься наукой.

@темы: феминизм, выдающиеся женщины, невидимый труд

---

Худший кошмар

Оригинал взят у struch0k в Цитаты
"A woman’s worst nightmare? That’s pretty easy. Novelist Margaret Atwood writes that when she asked a male friend why men feel threatened by women, he answered, “They are afraid women will laugh at them.” When she asked a group of women why they feel threatened by men, they said, “We’re afraid of being killed."

This reminds me of an article about online (heterosexual) dating that I read a while ago. It listed men’s and women’s worst fears about meeting someone from online. The highest ranked fear that men had was that their date would be fat, whereas the highest ranked fear that women had was that their date would turn out to be violent and kill them.

I think that says a lot.

тут

=========================================================
Самый большой страх мужчин, испытываемый к противоположному полу, - быть осмеяными, самый большой страх женщин, испытываемый к противоположному полу - быть убитыми. И мужчины еще смеют заявлять, что патриархат их угнетает не меньше чем женщин... Вот если бы они также боялись быть убитыми женщиной, как мы боимся, что нас покалечат и убьют, вот тогда можно будет померяться травмами, а пока это просто смешно. (прим - melanhton)

@темы: патриархат, гендерное насилие

---

Православные "ценности"

В очередной раз убеждаюсь, что православие гнилью разъедает общество и ничего хорошего не будет, пока эту религию не объявят античеловечной и вредоносной.

Оригинал взят у mariko_11 в Несвятое семейство: интервью с бывшей женой православного
О вере, семейных ценностях, терпении, любви — таковы основные темы проповедей знаменитого священника протоиерея Валериана Кречетова. Он является официальным старшим духовником Московской епархии. Лично исповедует многих священнослужителей.

Учит других тому, как следует жить, чтобы достичь Царства Божия.

Но знает ли отец Валериан, что происходит сегодня в его собственной семье?

«Я ищу защиты в «МК», потому что очень боюсь за своих близких, мой бывший муж, Андрей Кречетов, сын Валериана Кречетова, эти опасения связаны с ним...»

Это будет посильнее Pussi Riot. Одно дело, когда всякие малокультурные личности для самопиара начинают раскачивать основы православия, и совсем другое, когда о том, что происходит внутри РПЦ, в отчаянии говорят те, для которых церковь была домом родным.

Маша Кречетова. Бывшая невестка протоиерея Валериана Кречетова, настоятеля Покровского храма села Акулово Одинцовского района, мать четверых его внуков.

«Несколько дней назад к моему второму мужу Мише подошел неизвестный и, пригрозив страшно и серьезно (инвалидностью, смертью и др.), потребовал, чтоб он, Миша, „уговорил“ меня отписать свою половину имущества, доставшуюся после развода, в дар Андрею Кречетову, моему бывшему супругу. Я опасаюсь, что в случае неисполнения требования угрозы могут воплотиться в жизнь».



ИНТЕРВЬЮ С МАРИЕЙ КРЕЧЕТОВОЙ

— Замуж я вышла после одиннадцатого класса, — говорит Мария Кречетова. — Андрей предложил сыграть свадьбу в тот день, когда отец Валериан будет венчать и его сестру, чтобы был двойной праздник, 18 июля 1997 года. Хотя с будущим мужем своим я познакомилась, только не удивляйтесь, всего за месяц до этого. Родители мои, люди верующие, узнав о том, что сам Андрей Кречетов сделал мне предложение, посчитали, что это промысел Божий.

— После замужества я приняла как должное: женщина не должна работать, должна подчиняться мужу, не может иметь собственного мнения, интересов, должна рожать детей и блюсти дом.

— Но это обязанности. А права?

— Прав нет. Я тоже воспитывалась в православной, патриархальной, хотя и светской семье, мне казалось, что если поступать так, как говорит церковь, то все будет хорошо. Муж уважает и любит жену. Жена слушается мужа. Я видела, какие порядки царили в доме родителей Андрея. Что матушка занимается только домом и детьми, лишнего слова не скажет. Отец Валериан почти все время был на службе.


— Андрей — старший сын отца Валериана?

— Да, старший, всего детей семеро. Когда мы поженились, Андрею было уже 32 года, мне показалось, что он-то точно знает, что делает, воспитывая меня. Не забывайте, мне едва сравнялось семнадцать... Хотя в отличие от брата Федора в священство Андрей не пошел, он возглавляет фирму по недвижимости в том же Одинцовском районе, где у его отца приход, но и он тоже предельно строго соблюдает все церковные каноны. Очень скоро я начала понимать, что поспешила с замужеством. По мелочам Андрей меня задевал, мое мнение ни по каким вопросам его не интересовало. Я пожаловалась маме, на что мне был дан ответ: «Вышла замуж? Терпи! Страдания, испытания и искушения наши даны нам за наши грехи, и не бежать мы от них должны, а с благодарностью принимать». Я поняла, что идти мне некуда.


— Тем не менее появлялись дети, один за другим.

— Первую дочку Фросю я очень хотела, так как ее рождение делало меня более взрослой, что ли. Потом Андрей не разрешал мне предохраняться. В православии это не принято. И я рожала. Я сама из многодетной семьи, еще есть брат и сестра, мама тоже занимается домом, но мой отец, профессор, добрый, заботливый, с детства я видела перед своими глазами совсем другой пример родительских взаимоотношений, и мне казалось, что раз у меня не так, значит, я сама во всем и виновата. Мне стало запрещено буквально все, безумные мелочи вроде ношения брюк, сидения нога на ногу. Телевизор — грех. Интернет — грех. Общение с друзьями — тоже. В субботу вечером мы не могли ходить в гости, так как в любом состоянии шли на всенощную. Запрещены любые книги, кроме тех, которые Андрей счел надлежащими для изучения. Я оказалась как птица в клетке. Несмотря на отсутствие поддержки у Андрея, я все-таки заручилась поддержкой папы, поступила в полиграфический институт, беременная ходила на занятия, с тремя детьми получила диплом, стала художницей.


— Это был протест?

— Я хотела сохранить себя. В православии непослушание для женщины невозможно. Со временем я начала прозревать, что рядом — чужой человек. Моя душа и мои чувства его не волнуют. Но на тот момент у меня на руках уже было четверо маленьких детей. И мы все должны были жить, как того требовал мой муж. Детям, только что вышедшим из грудного возраста, в пост Андрей запрещал добавлять в кашу сливочное масло — грех. Разве может вера быть связана с куском сливочного масла? Возможно, так воспитывали его самого. Молитвы, причастия, суровый распорядок дня, хлеб да вода. Помню, Миша, наш третий сын, был маленький, случайно упал с кровати, и у него признали сотрясение мозга, Андрей поехал с ним в больницу. Но оставлять его там, хотя врач настаивал на немедленной госпитализации, не захотел, на обратном пути заехал в храм — и отстоял всю службу за здравие, а потом сидел в трапезной. А Миша не мог есть, его рвало, он был весь зеленый, ему было нужно в постель...

— Может быть, так муж проявлял свою тревогу, свою любовь к вам?

— Андрей рассказывал случай из своего детства: как-то перед Рождеством, ему было лет семь, он сильно нашалил, и, когда все дети получали подарки, в его мешочке от Деда Мороза оказались одни... угольки. Только представьте себе разочарование маленького мальчика, мечтавшего о подарке... Нельзя, невозможно наказывать ребенка так. Андрей вырос таким, каким его воспитали. Я была беременной, сломала ногу, Андрей потащил меня в храм — больную, хромую, с животом, на костылях.

...Было и физическое насилие. Это написано в причинах моего развода в иске в суд. До недавнего времени, когда я сидела на стуле и сзади проходил кто-то, я инстинктивно внутренне сжималась, боясь очередного подзатыльника... В детстве на меня никто и руки не поднял!

Как-то у нас появился маленький беленький котенок, и один раз этот глупыш напал на клетку с птичкой, решил поохотиться. Андрей так схватил его... я испугалась, что дети увидят этот кошмар, они и так, когда папа был не в духе, прятались от него под диван, я умоляла, чтобы муж отвез бьющегося в агонии зверька в ветеринарку, чтобы тот не мучился... Он отказался это сделать. Доставалось и мне, и детям.

— Вы снимали побои?

— Я боялась. Я понимала, что не могу раздувать скандал. Это было, когда мы доживали под одной крышей последние дни. Больше я не могла жить с ним, не могла его видеть, слышать... Я поняла, что Андрей не исключение, он плоть от плоти той среды, в которой вырос. Просто существует такая игра — в православие. Внешне все правильно, доброта, вера, красивые слова. Это все политика. Холод внутри. Любви нет. Одни должны подчинять других. Другие должны каяться.

— Вы просили развод у Андрея?

— Андрей отказывал в разводе очень долго. Он «великодушно» заявил: «Ты сама во всем виновата, но ради счастья детей я готов терпеть твое дальнейшее присутствие в доме. Вернись, и я все прощу!».

— Разве это не доказывает, что он вас все-таки любил?

— Это доказывает только, что его мир рухнул — в глазах православного сообщества. Было объявлено, в том числе и отцу Валериану, что, видимо, я бесноватая или сумасшедшая, раз ушла. Была попытка отвезти меня в монастырь, чтобы постами и молитвами вернуть блудную жену на путь истинный.

— В дело вступила «тяжелая артиллерия»?

— Когда воссоединять семью было уже поздно, Андрей отправился за советом к Илию (Ноздрину), духовнику патриарха. Тот — друг отца Валериана, и ему, видимо, изложили версию Андрея о моем уходе. Когда Андрей вернулся, то сказал, что старец не благословил делиться имуществом, предрекая, что я не выдержу без материальной поддержки. Тогда я сама решила поехать к старцу, поговорить с ним и попросить повлиять на бывшего мужа. Андрей оказался там же. Как випов, нас к старцу быстренько пропустили вне очереди. У него всегда толпы бизнесменов, страждущих, болящих, молящихся... Старец встретил меня поучениями: «Ты посмотри-ка на себя! Кому ты нужна? А Андрюша-то у нас парень видный, за такого любая пойдет! Возвращайся к мужу, благословляю». Но на меня это больше не действовало. Наверное, если бы не друг детства Миша, я бы не рискнула пойти на столь открытый протест, но он подставил свое плечо. После развода с Андреем мы с Мишей тихо поженились, он тоже переехал жить к моим родителям, так как все свое имущество оставил первой жене. Миша — регент, поет в церковном хоре. Мне казалось, что я могу быть с ним счастлива. А затем начались эти угрозы.


Полностью интервью тут http://www.mk.ru/social/article/2012/06/26/718811-nesvyatoe-semeystvo.html

@темы: патриархат, гендерное насилие, антиклерикализм

---

Хотите равноправия? Получите в морду

Оригинал взят у sirin_from_shrm в Хотите равноправия? Получите в морду

Не раз, не два, не три, не десять в ответ на декларативное заявление о равенстве прав и обязанностей в отношении "м" и "ж" (и не только, но чаще всего - именно в гендерном аспекте) я слышала аргумент: "Хотите равноправия - будьте готовы получить в морду". Контраргументом для меня всегда было: мы не в стае бабуинов живем, равноправие предполагает недопустимость противоправных действий в отношении кого бы то ни было (или применение санкций в результате таковых действий).

Вчера в закрытом сообществе была дискуссия на эту тему. По результатам дискуссии accion_positiva написала пост, который проясняет суть вопроса. Для читателей моего журнала предупреждение: пост конспективный, пост "в контексте дискуссии", поэтому обращаю ваше внимание не на частности, а на общую суть поста. Для меня этот пост важен как тезисное изложение социальной сути конфликта и иллюстрация эволюции правоотношений и правосознания.

Итак, вот этот пост:

"Я хочу немного написать по поводу спора о том, что значит "защитник" и "защищаемая". Давайте посмотрим, откуда это вообще пошло. Вопрос это не психологический (якобы разделение женщин на "тряпок", которые принимают защиту мужчин, и "не-тряпок"), а социологический (недопонимание социальной динамики).

В чем состоит фундаментальное противоречие, которое в настоящее время присутствует во всех современных обществах? - В том, что в них сосуществуют две взаимоисключающие системы общественных отношений: система статуса и система договора. Система статуса возникает тогда, когда возникает частная собственность, то есть, немыслимое количество лет назад, и является всеобщей: её существование можно исторически установить во все времена и на всех континентах. Она проста: собственность (на неодушевленные и одушевленные орудия, то есть, на предметы и людей) концентрируется в руках небольшого количества мужчин и переходит из поколение в поколение по принципу "первородства", наследнику мужского пола. В качестве внешнего маркера статуса было взято нечто НЕИЗМЕННОЕ, то есть, анатомический пол. Тот, кто обладает статусом, мог получить его только по праву рождения, таким образом, социальные рамки и границы были непроницаемыми. Это - самая упрощенная схема системы статуса.

Впоследствии она была на протяжении довольно долгого времени представлена сословной организацией общества, сословия - это такая модифицированная, расширенная система статуса.

Система статуса организует социальную жизнь вокруг одного вопроса: кто имеет право применять физическую силу или силу оружия для решения спорных вопросов? Ответ: Обладатель (высшего) статуса. Если не-статусный человек попытается присвоить себе это право, выступить силой в собственную защиту, он наверняка поплатится жизнью, вопрос лишь в том, сколько он продержится, пока его не поймают (см. восстания, бунты и революции). Очевидно, что женщинам применение силы (физической и оружия) и было запрещено под страхом смерти.

Что произошло в 18 веке, почему Великая Французская Революция - "наше всё"? - Потому что она попыталась сломать систему статуса, заменив его на "систему договора", в котором за всеми -субъектами- признавалось, грубо говоря, право применять силу. Это право на деле осуществляется через арбитраж, то есть, систему правосудия. Итак, старинная концепция фратрии, регулируемого конценсусом союза равных, была претворена в жизнь в общественной сфере. Женщины субъектом договора не признавались изначально, поэтому они остались в системе статуса (теперь официально ограниченного сферой частной жизни). Статус по-прежнему определялся по неизменному анатомическому признаку пола, и система статуса по-прежнему порождала отношения по типу мужчина - "добытчик и защитник", женщина - "вечно должна". Тем временем, общественная сфера быстро развивалась - за счет развития прежде всего юриспруденции, то есть, системы "цивилизованного" решения конфликтов, а "частная" сфера, которая на самом деле представляет собой просто отношения между людьми - всё более дичала.

Что имеет в виду мужчина, когда говорит о том, что действующая как субъект в общественном пространстве женщина (=равноправие) должна быть готовой "получить по морде"? - Он утверждает, что ПО-ЛЮБОМУ она не будет субъектом договора, а объектом собственности в системе статуса. Он как бы "замыкает" систему статуса на женщине: плевать, что она на улице, в обществе, где действуют договорные правила, - она всё равно получит по морде, если будет что-то делать не так, "как должна".

Что делает женщина, когда допускает/принимает возможность того, что "её" мужчина защитит её от "чужого" мужчины? - Она точно так же замыкает на себе систему статуса. Я не хотела бы, чтобы на это утверждение обижались, это не "самадуравиновата". Я хочу, чтобы мы разобрались, почему это РАБОТАЕТ ПРОТИВ ЖЕНЩИНЫ. В любом случае, при самом любящем и прекрасном мужчине.

Почему мальчиков учат с детства "защищать слабых" (=девочек)? - Их готовят к определенной роли в системе статуса. И попробуй они с ней не справиться. Нравится ли это мальчикам? - Сомневаюсь, но во взрослом возрасте уже действует компульсия "статусной аффирмации", поэтому никто не рефлексирует, а бегут в спортзал.

Точно так же и с девочками, которым внушают, что они "слабы": на самом деле это означает, что они
а) не имеют право применять силу и оружие (а также учиться этому)
б) не имеют НЕПОСРЕДСТВЕННОГО доступа к механизму урегулирования конфликтов (правосудию).

Поэтому первейшей задачей людей, ставящих своей целью равноправие, является слом системы статуса, распространение системы общественного договора абсолютно на всё население (включая детей). Тут я соглашусь с evo_lutio, что единственным приемлемым "защитником" было бы правовое и ГАРАНТИСТСКОЕ государство (хотя и с государством не всё гладко, а сложно, но это уже другой вопрос). Остальные неприемлемы".

@темы: феминизм, деконструкция мифов

---

Акушер-христианин: «Почему я делаю аборты»

Уилли Дж. Паркер – акушер-гинеколог из Вашингтона. Когда-то он отказывался проводить аборты. Как христианин из Бирмингема, он даже не рассматривал такую возможность. Однако после почти 20 лет работы по специальности, он изменил свою позицию. Теперь он один из немногих врачей, которые готовые делать самые поздние аборты – до 24 недель беременности. Аборты на втором триместре в США делают лишь 11% всех врачей, проводящих эту процедуру.

Многие люди хотели бы его остановить. Конгресс США хочет запретить все аборты после 20 недель, в других штатах такая норма уже принята. В прошлом году в США было принято рекордное количество поправок, ограничивающих доступ к абортам, включая прямые запреты, периоды ожидания перед процедурой и ограничения в медицинской страховке.

Лишь очень небольшое число женщин делают аборты, начиная с 13 недель, подавляющее большинство абортов приходится на первый триместр. Паркера беспокоит, что и противники и сторонники права на аборт готовы согласиться с запретом абортов на втором триместре, считая это своеобразным компромиссом. Хотя это позволяет вести более цивилизованный диалог между сторонами, в конечном итоге, по его мнению, это ставит под угрозу здоровье женщин.

Именно личные истории конкретных женщин заставили его изменить свое отношение к абортам. Теперь он смотрит на дебаты об абортах через призму их жизни.

По иронии судьбы, основная причина абортов на позднем сроке – трудности с доступом к аборту во время первого триместра.


Почему вы изменили вашу позицию в отношении абортов?

У меня были моральные возражения против абортов. Я вырос на Юге в семье протестантов-фундаменталистов, и меня всегда учили, что аборт – это зло.

Однако когда я начал работать акушером-гинекологом, я увидел, с какими дилеммами сталкиваются женщины. Я больше не мог оценивать жизнь нежизнеспособного или имеющего летальные дефекты плода наравне с жизнью женщины, сидящей напротив меня.

Когда я слушал проповедь доктора Мартина Лютера Кинга, я смог лучше понять свою собственную духовность, центром которой является сострадание. Кинг говорил, что добрый самаритянин стал «добрым», потому что он забыл про то, что может случиться с ним самим, а вместо этого сосредоточился на помощи страннику. Его больше волновали не собственные переживания, а то, что случится со странником, если он ему не поможет.

Я начал больше думать о том, что случится с этими женщинами, если я, акушер-гинеколог, не помогу им.

Вы говорите, что у женщин, которые хотят сделать аборт на втором триместре, самые веские причины для этого. Почему?

Как правило, такие женщины вообще не имели доступа к медицинской помощи, или они не понимали изменений в собственном теле, очень часто они понимают, что беременны, слишком поздно. В других случаях они рано поняли, что беременны, но у них не было возможности обратиться за медицинской помощью, либо они находились в насильственных, дисфункциональных отношениях с партнером, что помешало им обратиться за помощью.

Типичная женщина, которая хочет сделать аборт на втором триместре – это женщина, живущая в крайней нищете, очень часто это женщины из этнических меньшинств, женщины из беднейших семей, женщины с низким уровнем образования, это зрелые женщины или совсем молодые девочки на границе репродуктивного возраста. Зрелые женщины могли считать, что они уже не могут забеременеть. Совсем молодые девочки вели нерегулярную половую жизнь, не осознавая возможных последствий.

И получается, что этих женщин в первую очередь лишают права на аборт. И в этом есть определенная злая ирония, потому что именно у этих женщин есть самые веские причины, чтобы прервать беременность.

Какие?

Незапланированная, нежеланная беременность может случиться с каждой женщиной, каким бы ни было ее происхождение или образ жизни. В течение жизни одна из трех женщин хотя бы раз прерывает беременность.

У меня была пациентка – адвокат 32 лет, она занимала высокий пост в офисе очень известного американского сенатора. Это была ее первая беременность, и они с мужем были в восторге от этой новости. Однако на 21-й неделе оказалось, что у плода есть тяжелейшая аномалия развития, не совместимая с жизнью. Они ждали до 23-й недели, потому что болезнь была очень редкой, и они не хотели делать аборт, пока не будут полностью уверены в наличии болезни.

Другая моя пациентка – девочка 13 лет, очень тихая и застенчивая, родители считали ее образцовым ребенком. Ее дядя, который временно жил у них в доме, подвергал ее сексуальному насилию, а она молчала в течение нескольких месяцев, пока он не съехал. Она боялась рассказать родителям правду и скрывала беременность до 19 недель, в результате аборт пришлось делать на 20-й неделе беременности.Эти истории не редкость – это типичные примеры абортов на втором триместре.

По каким еще причинам женщина может решить сделать аборт на позднем сроке?

Аборт должен считаться частью репродуктивного здравоохранения и базовым правом человека, но это не так. Добиться аборта бывает очень трудно. В этой стране в регионах, где живет 85% женщин, нет ни одного врача, делающего аборты. Это в первую очередь касается сельских регионов, где у 90% женщин нет доступа к врачу, делающему аборты. Многим женщинам приходится преодолевать огромные расстояния, просто чтобы попасть к врачу. Все эти новые законы, которые требуют периода ожидания перед процедурой и уведомления родителей, еще больше затрудняют доступ женщин к аборту.

Поясните, почему вас беспокоят эти ограничения в отношении абортов.

Эти ограничения заставляют женщину вести себя в соответствии с чувствами и переживаниями посторонних людей, которые не имеют ни малейшего представления об ее жизни. Получается, что у женщины есть право и обязанность принимать решение в течение определенного промежутка времени, чтобы угодить каким-то незнакомым людям и уважить их чувствительность. Этот промежуток времени может быть реалистичным или нет, но он не учитывает сложный путь принятия решения в отношении аборта.

Эти люди сидят, теоретизируют, устраивают дебаты, пытаются прийти к компромиссу, но при этом не слышно голоса тех людей, на которых повлияют эти решения. Женщины, решившие прервать беременность, никак не представлены в диалоге об абортах. Конкретные обстоятельства их жизни не принимаются во внимание.

Так что диалог, который представляется как компромисс и решение, устраивающее всех, приводит к тому, что страдают женщины в наиболее отчаянной ситуации. Эти решения не уменьшают число незапланированных беременностей, они не расширяют доступ к сексуальному образованию или современным методам контрацепции, они просто вводят никому не нужные ограничения и правила, которые лишь подталкивают женщин к отчаянным мерам.

Подавляющее большинство американских штатов ограничивают поздние аборты. В шести штатах есть ограничения абортов после 20 недель, законодатели планируют принять такие же ограничения в Вашингтоне. Их основной аргумент в том, что после 20 недель плод может чувствовать боль. Это правда?

Не существует никакой научной информации, которая бы поддержала это заявление. Огромное количество надежных научных исследований показали, что структуры мозга, которые необходимы для того, чтобы чувствовать боль, не развиваются у плода до 25 недель.

Где бы вы сами провели черту?

Я не делаю аборты после 24 недель и 6 дней. Если речь не идет о спасении жизни, то моя черта – эта законодательные ограничения. Никто в Вашингтоне не делает аборты после 25 недель. Как только появляется вероятность, что плод выживет вне матки (пусть даже и с экстраординарной медицинской поддержкой), то я отказываюсь делать аборт. Единственное возможное исключение – жизнь женщины находится в опасности или тяжелые аномалии плода не позволят ему выжить после родов.

В своих последних рекламных кампаниях противники абортов заявляли, что аборты истребляют детей из этнических меньшинств. Что вы на это скажете?

Это крайне циничная манипуляция фактами. Женщины афроамериканского и латиноамериканского происхождения чаще делают аборты по одной причине – среди них чаще встречается незапланированная беременность, что связано с низким доступом к современным методам контрацепции.

Те же самые противники абортов, которые изображают фальшивое беспокойство о черных женщинах и черных младенцах, ограничивают доступ к бесплатной контрацепции и добиваются, чтобы программы бесплатного здравоохранения и детские сады лишали государственного финансирования, хотя именно эти программы помогли бы женщинам сохранить незапланированную беременность.

Ваша работа вызывает много споров. Вы опасаетесь за свою безопасность?

Я прекрасно понимаю, на какой риск я иду. Есть люди, которые готовы пойти на все, чтобы остановить то, что я делаю. Я стараюсь принимать меры предосторожности, но я не могу постоянно думать о том, что мне хотят причинить вред за попытку жить по совести и помогать женщинам. Я считаю свою работу важной и достойной, и я не могу позволить себе отвлекаться. Я целиком и полностью уверен, что поступаю правильно.


С сайта Коалиции за репродуктивный выбор "Гроздь рябины"

@темы: феминизм, репродуктивное право