перепечатка с РавноправкиДо сих пор не понимаю, с чего это мы с Салли вообще пошли на ту вечеринку на лесном склоне в Аспене. Люди там были значительно старше нас и просто невероятно скучны. О нас, сорокалетних женщинах, несколько раз говорили, как о молодых леди. Дом в Колорадо был отличным местом для тех, кому нравятся шале Ральфа Лорена: роскошный коттедж с коврами на 9000 футов, с рогами лосей на стенах, множеством килимов и настоящей дровяной печью. Мы уже готовились уйти, когда хозяин дома сказал: «Нет, задержитесь ненадолго, мне хотелось бы с вами поговорить». Он был очень внушительным мужчиной, который заработал кучу денег на рекламе или чем-то вроде этого.
Он заставил нас ждать, пока остальные гости исчезали в летней ночи, а потом усадил нас за старый деревянный стол и сказал мне: «Ну что же? Я слышал, вы написали парочку книжек».
Я ответила: «Вообще-то их было несколько».
Он ответил тем тоном, каким вы говорите с семилетней дочкой вашей подруги, которая только что сыграла гамму на флейте: «И о чем же они?»
На самом деле книги были о самых разных предметах, на тот момент их было шесть или семь, но я начала говорить о своей последней публикации, которая вышла летом 2003 года; это была книга о фотографе Эдварде Майбридже и о том, как он передавал в своих снимках аннигиляцию времени и пространства и индустриализацию повседневной жизни.
Однако он перебил меня, стоило мне упомянуть Майбриджа. «Вы слышали, что в этом году вышла очень важная книга о Майбридже?»
Я была так настолько поглощена предписанной мне ролью инженю, что я была готова допустить вероятность того, что другая книга на эту же тему вышла одновременно с моей, а я, каким-то образом, не знала об этом. Он уже начал рассказывать мне про эту очень важную книгу с эдаким надменным видом, который мне так хорошо знаком – когда мужчина подается вперед и устремляет взгляд на заоблачный горизонт собственного авторитета.
Позвольте оговориться – в моей жизни полно прекрасных мужчин, включая моих редакторов, которые работали со мной еще с моей юности, выслушивали меня и публиковали меня, моего щедрого и великодушного младшего брата и чудесных друзей-мужчин. И все же, другие мужчины далеко не редкость.
Итак, мистер Очень Важный надменно говорил об этой книге, о которой я должна бы знать, когда Салли перебила его и сказала: «Это ее книга». Точнее, она попыталась его перебить.
читать дальше
Однако он продолжал свою лекцию. Ей пришлось сказать «Это ее книга» три или четыре раза, прежде чем до него, наконец, дошло. И затем, словно в романе 19 века, он смертельно побледнел. Тот факт, что я была автором этой очень важной книги, которую, как оказалось, он даже не читал, просто видел рецензию на нее в Нью-Йорк Таймс пару месяцев назад, настолько смешало все понятия в его представлении о мире, что он буквально лишился дара речи… но только на мгновение, пока он не перешел к дальнейшим нотациям. Будучи женщинами, мы вежливо ушли из его зоны слышимости, прежде чем расхохотаться.
Мне нравятся подобные случаи, когда силы, которые обычно остаются скрытыми и неуловимыми, предстают в свете дня, становятся такими же очевидными как, скажем, анаконда, съевшая корову, или слон под ковром.
Да, это верно, что люди такого типа любят придираться к чужим книгам, и люди обоих полов крайне избирательно обращаются с фактами, в результате чего они верят в нелепые небылицы и теории заговоров; но подобная наглая и агрессивная самоуверенность полного невежды, по моему опыту, зависит от гендера.
Мужчины объясняют все мне и другим женщинам, независимо от того, знают ли они хоть что-либо о предмете разговора. Некоторые мужчины. Каждая женщина понимает, что я имею в виду.
Это предположение, которое временами осложняет жизнь женщины в любой области, мешает женщинам говорить открыто и не дает им быть услышанными, когда они, наконец, решаются высказаться. Как и домогательства на улицах, оно заставляет молодых женщин помалкивать, постоянно напоминая, что это не их мир. Оно приучает женщин сомневаться в себе и ограничивать себя, одновременно раздувая непомерную самоуверенность мужчин, для которой нет ни малейших оснований.
Каждая женщина сталкивается с этим синдромом чуть ли не каждый день, в том числе внутри самой себя – это вера в собственную избыточность, приглашение к молчанию. Даже относительно неплохая карьера писателя (и множество исследований и развернутых фактов) не смогла до конца освободить меня от этого. В конце концов, был момент, когда я готова была поверить, что высокомерная самоуверенность мистера Очень Важного значит больше, чем моя собственная, куда более шаткая уверенность.
Существуют и куда более экстремальные проявления этого синдрома, например, в тех исламских странах, где свидетельские показания женщины не имеют юридической силы, так что женщина не может свидетельствовать о том, что ее изнасиловали, если у нее нет мужчины-свидетеля против слов насильника. А таких свидетелей обычно нет.
Кредит доверия – это один из основных инструментов выживания. Когда я была очень молода и только начинала понимать, что такое феминизм и почему он важен, у меня был парень, чей дядя был ядерным физиком. Однажды на Рождество он рассказал (словно речь шла о легком и забавном предмете) про то, что жена соседа из его общины изготовителей ядерных бомб выбежала из своего дома обнаженной посреди ночи и кричала, что ее муж хочет ее убить. Но откуда, спросила я физика, вы знали, что он и вправду не пытается убить ее? Он объяснил (очень терпеливым тоном), что речь идет об уважаемых людях среднего класса. А потому «муж пытался ее убить» просто не может быть правдоподобным объяснением того, почему она выбежала из дома и кричала о том, что ее муж пытается ее убить. С другой стороны, если она была сумасшедшей…
Даже получение охранного ордера (совершенно законный инструмент) требует определенного кредита доверия, чтобы убедить суд, что некий парень представляет опасность, а потом надо заставить полицейских действовать в соответствии с ордером. В любом случае, охранные ордера редко помогают. Насилие – это один из способов заставить людей молчать, лишить их голоса и их кредита доверия, утвердить свое право контролироваться их право на существование. В этой стране каждый день около трех женщин погибают от рук мужей или бывших мужей. Это одна из ведущих причин смерти среди беременных женщин в США. Одна из основных задач феминизма – придать изнасилованию, изнасилованию на свидании, супружескому изнасилованию, домашнему насилию и сексуальным домогательствам на рабочем месте приоритетный правовой статус, а для этого необходимо, чтобы женщины обрели кредит доверия и голос.
Я склонна верить, что женщины получили статус человеческих существ, когда к подобным действиям начали относиться серьезно, когда те явления, которые останавливают нас и убивают нас начали рассматривать с правовой точки зрения с середины 1970-х годов, то есть, после моего рождения. И если кто-то готов заявить, что сексуальное насилие на рабочем месте – это не вопрос жизни и смерти, то вспомните, что капрал морского флота Мария Лаутербах, в возрасте 20 лет, была предположительно убита другим офицером морского флота в декабре того года, когда она готовилась дать показания в суде о том, что он дважды изнасиловал ее. Сожженные останки ее тела и плода, которым она была беременна, были найдены в яме для костра на его заднем дворе в январе, и на прошлой неделе он был арестован в Мексике.
Когда предполагается, что мужчина знает, о чем говорит, а женщина – нет, в какой бы незначительной ситуации это ни происходило, и о чем бы ни шел разговор, это усиливает уродство этого мира. Несколько лет назад я выступила против поведения пары мужчин, и в обоих случаях мне было сказано, что эти инциденты вообще никогда не имели места, и что я была субъективной, сумасшедшей, истеричной и лживой – говоря кратко, была женщиной.
Наибольшую часть своей жизни я сомневалась в себе и отступала назад. Публичность автора исторических книг помогла мне стать увереннее, но такая подпитка есть лишь у немногих женщин, и миллиардам женщин из 6-миллиардного населения планеты постоянно внушают, что они не могут быть надежными свидетелями собственной жизни, что правда – это не их собственность, никогда ею не была и не будет. И это явление гораздо масштабнее Мужчин-которые-объясняют-все, но такие мужчины – это нечто вроде верхушки целого архипелага надменности.
Мужчины до сих пор пытаются объяснять мне все. И еще ни один мужчина не извинился за то, что он ошибочно объяснял те вещи, в которых я разбиралась, а он нет. Пока, во всяком случае, такого не случалось, но согласно страховым таблицам, я могу прожить еще 40 с чем-то лет, так что, может быть, и доживу до такого случая. Правда, особо я на это не рассчитываю.
Через несколько лет после случая с идиотом из Аспена я приехала в Берлин выступать с речью, и друг-писатель пригласила меня на ужин, на котором присутствовали мужчина-переводчик и три женщины немного моложе меня, которые почти весь вечер соблюдали почтительное молчание.
Возможно, переводчика разозлило, что я настаивала на том, чтобы вносить свой скромный вклад в дискуссию, но как бы там ни было, когда я упомянула, как Женская забастовка ради мира (экстраординарная, малоизвестная антиядерная и антивоенная группа, основанная в 1961 году) помогла покончить с охотой за коммунистами со стороны Комитета по антиамериканской деятельности, то мистер Очень Важный II презрительно усмехнулся. Комитет, настаивал он, уже не существовал в начале 1960-х годов и, в любом случае, ни одна женская группа не могла реально ускорить его кончину. Его презрение было таким явным, его самоуверенность была такой агрессивной, что споры с ним казались пугающим упражнением в бесплотных усилиях и приглашением к новым оскорблениям.
Я написала книгу, которая была, главным образом, основана на документах и интервью с участницами Женской забастовкой ради мира. Однако объясняющие мужчины в любом случае предполагают, что я подобна непристойной метафоре беременности – пустая утроба, которую они должны заполнить своей мудростью и знаниями. Фрейдист мог бы заявить, что ему известно, что у них есть, и чего мне не достает, однако интеллект сосредоточен не в области паха, даже если вы сможете в пургу написать своими причиндалами длинные, сладкозвучные и музыкальные предложения в духе Вирджинии Вульф о подчинении женщин. Вернувшись в комнату отеля, я пошарила по Интернету и обнаружила, что Эрик Бентли в своей истории Комитета по антиамериканской деятельности приписывает Женской забастовке ради мира «критически важный удар, приведший к падению этой Бастилии». В начале 1960-х годов.
Мужик, если ты это читаешь, то ты карбункул на лице человечества и препон на пути цивилизации. Стыдись.
Борьба с Мужчинами-которые-объясняют-все растоптала многих женщин моего поколения, и следующего поколения, в котором мы так остро нуждаемся, и здесь, и в Пакистане, и в Боливии, и на Яве, не говоря уже о бесчисленных женщинах, которые пришли до меня и которых не допускали в лабораторию, в библиотеку, в разговор, в революцию или даже в категорию людей.
В конце концов, Женскую забастовку ради мира основали женщины, которым надоело варить кофе, печатать на печатной машинке и не иметь никакого голоса при принятии важных решений в антиядерном движении 1950-х годов. Большинство женщин вели войну на два фронта – одну в отношении предполагаемой темы разговора и одну за само право высказываться, иметь собственные идеи, получать признание как источники фактов и истин, обладать ценностью, быть людьми. Ситуация определенно стала лучше, но я уже не застану конец этой войны. Я до сих пор веду это войну, ради себя самой, конечно, но также и ради всех более молодых женщин, которым есть что сказать, в надежде, что им представится возможность высказаться.
Источник
Перевод Веты Мороз